– У тебя сутки, – ровным тоном произнёс тот, кого я считала любимым.
Вчера ещё точно считала. И сегодня немножко, примерно до обеда, пока не отозвалась память.
– Сутки на то, чтобы исчезнуть из Ордара навсегда.
– Вот как…
Я смотрела на небрежно собранные в хвост платиновые волосы, такого же цвета брови, что сложились на лбу надломленными дугами, чернильно-синие, как грозовое небо, глаза, в которых когда-то ловила восхищение и искры любви ко мне… На того, в чьём взгляде теперь не видела больше ничего, кроме холода и презрения.
– Ты меня слышишь? Приговор обжалованию не подлежит.
Я уже не задавалась вопросом, куда всё делось. Просто смотрела на бывшего жениха и не пыталась оправдаться.
Я отчётливо понимала: тому, кого, как мне казалось, я любила всем сердцем, не нужны ни доказательства, ни справедливость. Он не желает ни знать истину, ни верить мне. Ложь всегда слаще правды. И в худшее мы верим охотнее.
Я смотрела на губы, которые всего неделю назад во время праздника в честь нашей помолвки сорвали мой первый поцелуй. И вскользь удивилась тому, что воспоминание об этом не заставляет мои щёки пылать жаром, а сердце сжиматься от предвкушения чего-то более… сладкого.
Нет. Всё разрушило его неверие, неприятие человека, которому я желала вручить свою жизнь. Его обвинения и… вот уже и изгнание.
Милость. По его мнению, изгнать меня – это милость, щедрость, подачка…
Наверное, он ждал от меня слёз и причитаний. Прекрасно понимал, что благодарности за сохранение жизни не будет, однако рассчитывал на мольбы. Очевидно, ждал просьб пощадить и пересмотреть наказание. Возможно, желал моего унижения в ответ на свою уязвлённую гордость. Но… я леди!
Леди, в груди которой клокотали ярость и желание отмщения. А внешне… Внешне я была холодна и спокойна. Несмотря на грязное рваное платье. Увы, нахождение в любой тюремной камере, даже для аристократов, имеет свои последствия. Я была голодна, вымотана физически и психически.
Однако! Я не делала того, в чём меня обвиняли. Я не заслужила ни подобного тона, ни предательства.
Да, жених предал меня. Сейчас, когда лично заявился в допросную камеру с целью озвучить приговор. Три дня назад, когда не поверил ни единому моему слову. Он пришёл, готовый меня растоптать, прекрасно зная, что таким, как я, не место за пределами Ордара. Во мне текла кровь драконов, пробуждённая кровь. А это… было чревато. Что ж…
– Вы ещё не закончили, – спокойно произнесла я, с достоинством встречая пристальный взгляд… нет, уже не любимого мужчины. Нельзя любить того, кто с таким наслаждением вонзает в спину нож.
– Ты отлучена от рода.
Предсказуемо. И больно так, что на миг дышать становится нечем. Но… я не запла́чу перед ним, я не покажу того, как мне больно. Этого не будет.
Понимаю, что моё положение безнадёжно. И в его глазах, и в глазах родственников, которые поспешили откреститься от преступницы. По большому счёту, они отправили меня на верную смерть. Отлучение от рода равнозначно тому, чтобы убить меня. Нет поддержки рода – нет средств к существованию.
Вот только… и прав у них таких нет. Потому что я – единственная из старшей ветви! Мой отец был герцогом и главой рода. Именно я являюсь наследницей нашего рода. Была…
