– Вещи собрала, Чередниченко? – как
обычно, влетая в мою комнату, бросила подруга. – Не переживай,
Светка. Всё всегда заканчивается хорошо. Если всё заканчивается
плохо, значит – это ещё не конец и всё впереди.
Конечно, что Ольге не иронизировать
– никакое распределение, пугающее студентов, ей не грозит, в
отличие от меня. У неё папа большой в городе человек – генерал,
естественно, со связями в крайкоме, родном для нас пединституте, и
прочее, прочее, прочее. Да и как Решетова оставит своего Славочку –
парня, которого мы знаем сто лет – вместе учились в школе и жили по
соседству? У меня же связей нет, все просто: мама – учительница и
сестра – подросток. Друзья? Есть, конечно, но только друзья.
Определенно, мне уезжать легче – большой и светлой любви, как у
Ольги, нет. Что там сказал товарищ Бродский по этому поводу:
Как хорошо, что некого
винить,
Как хорошо, что ты никем не
связан,
Как хорошо, что до смерти
любить
Тебя никто на свете не
обязан.
Собирая чемодан и слушая попутно
радио, мы внимали жарким призывам будущего первого и последнего
президента Советского Союза активнее участвовать в перестройке, не
надеяться на верховную власть, самостоятельно строить свою
судьбу.
– А за меня все решили другие, –
сказала я подруге. – Ну, что ж, придется отрабатывать бесплатную
учёбу. Сейчас у нас 1986 год, это значит – вернусь после
распределения в 1989 совсем старухой: мне будет двадцать пять.
Будто на флоте отслужу срочную.
Ольга, подперев рукой красивую
головку, с недоумением проговорила:
– Что ты волнуешься? Город как
город. Нормальный, как все. И не старухой вернёшься, а вполне себе
молодой девушкой. Не придумывай.
Я едва не плакала от жалости к
себе:
– Городок - то, может, и славный, но
мелкий по количеству населения. Там и магазинов, наверное, один -
два, не говоря уже о кинотеатрах и библиотеках.
– Не волнуйся, Светик, будем тебе со
Славкой соленья, варенья возить, книги, ручки и тетрадки. А ещё
обязуюсь заряжать позитивным настроением и развлекать.
Да, непросто покидать малую родину
ради работы, которой и в своём городе пруд пруди – в школах
недостаточно педагогов. Ладно бы, пришлось уезжать в более крупный
город или по велению собственного сердца – на комсомольскую
стройку, а то так, непонятно, куда и зачем. В институте объяснили
предельно ясно и доходчиво: не поедете по распределению, не
отработаете три года там, куда вас Родина направила, выплачивайте
по восемнадцать тысяч рублей за бесплатное обучение. Неподъемная
сумма. «Волгу» новенькую можно купить, нет две, и еще останется.
Больше у меня вопросов не было.
И вот стою я на вокзале, жду автобус
в Городок, а мимо окон дружными рядами проходят строители новых
экономических отношений – челночники (год назад – спекулянты,
фарцовщики), надрывающиеся непомерно тяжелым грузом как моральным,
так и физическим. Глядя на них, прямо-таки кожей чувствуешь, как
рушатся старые ценности, а новые не родясь, умирают.
***
Да, рисовала-то я себе другую
картинку, гораздо интересней и привлекательней, чем ту, что увидела
по приезде в Городок: повсюду кривые улочки, редкая унылая
растительность и ветер, гуляющий, где захочется.
В кабинете директора было душно, не
спасал даже вентилятор.
– Итак, Чередниченко Светлана
Владимировна, – сиплым от простуды голосом проговорил Василий
Иванович, толстячок среднего роста, рассматривая диплом об
окончании вуза, – по распределению? Отлично. Только есть у нас
учителя русского языка и литературы, но нет пионервожатой.
– Но я планировала работать по своей
профессии. Зачем же вы делали запрос на педагога этой
специальности?
Директор хитро улыбнулся:
– Да, а кто сюда поедет работать
старшей вожатой? Вот и придумали ход, сделали заявку. Выглядите вы
очень молодо для учительницы. А для вожатой – самый раз.
