“Я проснулась, опять, какой кошмар!” — Подумала я и села на
кровати.
Вот уже много лет я просыпаюсь в своей комнате в общежитии и
думаю о том, как же я замучилась просыпаться.
Позвольте представиться, я Света Лазарева, мне тридцать пять лет
и вот уже тридцать пять лет, мне не везет по жизни.
Выросла я в детдоме, закончила с трудом колледж по профессии
офис-менеджера, но и дня не проработала по этой профессии. Моя
учительница русского языка сразу сказала, с моим талантам делать
три ошибки в слове из трех букв, лучше заниматься чем-то
другим.
И я занималась, я была чемпионом клининговой компании по
скорости уборки офисов и главное качество от этого не страдало. Но
компания, в которой я работала, разорилась и я оказалась
безработной.
Встав с кровати, я подошла к старому зеркалу с отколотым углом и
посмотрела на свое заспанное, помятое лицо и попыталась
улыбнуться.
— С сегодняшнего дня тебе начнет везти. — Сказала я самой
себе.
Взяв полотенце, я вышла из комнаты и шаркая тапками, пошла в
душевую комнату располагавшаяся в конце темного закопченного
долгими годами курения в этом самом коридоре. Я сама никогда не
курила и потому запахи коридора терзали моё обоняние.
— Светка, ты чего так рано выползла из своей берлоги? — Спросила
меня Баба Маня, жившая в комнате напротив и все пытавшаяся
сосватать мне своего сына, алкаша.
— На работу, — буркнула я.
— Ой, неужто взяли! — Всплеснула старуха руками и засеменила
рядом со мной. — Там же зарплата аж жуть, говорят, кого попало не
берут. Только нужна ента, как ее, характеристика. А тебя взяли
таки. Ох, и пробивная ты баба, вот бы моему Петьке такую.
— Баб Мань я в душ, — сказала я привязавшейся старухе.
— И чего и жилплощадью обеспечат? — Не отставала баба Маня, не
пропуская меня в душевую.
— Для получения жилплощади нужно отработать полгода без
нареканий, — ответила я ей и наконец сумела проскользнуть в душевую
комнату и запереть дверь.
Как же я устала от этой общажной жизни и беспросветной
нищеты.
Я повесила старое полотенце на крючок и снова взглянула на себя
в зеркало, весила я уже килограммов восемьдесят, а все моя страсть
к булочкам и молочку к ним. Волосы коротко острижены и окрашены
хной в ядреный рыжий цвет, я уже и не помнила какие у меня на самом
деле волосы, вроде каштановые. Глаза зелёные и тусклые,
жизнерадостность в них живет разве только в день зарплаты, а до нее
еще ох как далеко. Нос картошкой, правая бровь рассечена, в детстве
с мальчишками подралась. В зеркале на меня смотрела баба без
надежды на что-то хорошее, и все же сегодня важный день и я должна
быть у проходной ровно в полвосьмого и потому нужно поторопиться.
До нового места работы идти недалеко, в нашем городке все недалеко,
максимум минут сорок в нормальном темпе от одного конца города до
другого.
Тем и удивительнее, что эта корпорация открыла свой офис у нас в
городе, а не в близлежащем районном центре и тем более не в
столице. Но для меня эта корпорация единственная надежда на
улучшение в жизни, на какие-то перспективы. Там есть курсы
повышения квалификации, можно получить корпоративную квартиру, если
работать, как следует и главное зарплата у них просто
фантастическая. На прежней работе я столько зарабатывала за три
месяца работы без выходных и праздников. Так что я собиралась
держаться за эту работу и руками, и ногами, и зубами.
Одев новую футболку, прибережённую, как раз для такого случая и
натянув последние целые джинсы, я схватила сумку с документами и
выбежала на улицу. Было еще темно, апрель был удивительно теплым и
можно было уже не одевать куртку. Местная шпана еще не скоро
проснется, а пьянчуги уже давно спят, недобудимым пьяным сном. Но
все же, я зажала обрезок трубы в двадцать сантиметров длиной в
правой руке, а левой рукой прижала к груди сумку с документами и
побежала. Наш квартал почти не освещался и мне нужно было пробежать
только восемь пятиэтажных домов, стоящих вдоль дороги, промчаться
через самый темный переулок и выбежать на освещенную дорогу с
тротуаром, на котором уже есть люди, спешащие, как и я к огромному
зданию корпорации. Издалека это здание выглядело, как новогодний
шар с елки, огромный шар, почему-то закопанный в землю на одну
треть.
