Пусть говорят, что дружбы женской не
бывает,
Пускай болтают, но я-то знаю,
Что мы с тобою ни на что не променяем
Сердечной дружбы нам подаренной судьбой!
Л. Рубальская
Месяц назад
– Когда-нибудь он тебя убьет, Уля! – Оксана поджала губы и
покачала головой, разглядывая ее лицо.
– Ну и пусть... Все лучше, чем так жить. – Ульяна усмехнулась,
потрогала распухшую скулу подушечками пальцев и поморщилась. – Сама
виновата. Ты ж знаешь, он когда выпьет, дурак дураком
становится.
– Виновата?! Ты с ума сошла? А о Радке ты подумала? Ей скоро
пять, ты что же, хочешь, чтобы она в этом дебильном семействе одна
осталась? За что он тебя? В чем ты виновата?
– Да нет, я так, вообще… Влезла под горячую руку, – Ульяна
сделала попытку подняться, но подруга заставила ее сесть обратно,
положив ладони на плечи.
– Погоди, дай обработаю. – Со вздохом она прижала ватный диск к
горлышку антисептика, а затем осторожно нанесла жидкость на ранку.
– Хорошо, хоть перелома нет и зашивать не придется. Но проходить
долго будет. Господи, Улька, ты же такая красавица… была... Нет, и
сейчас, конечно, только знаешь…
– Я все знаю, Оксан! – отвела ее руку Ульяна. – Нет мне никакой
радости от этой красоты. Лучше бы ее и не было. Лучше бы вместо нее
у меня мозгов было побольше.
– Ну, мать, никто ж не думал, что из Мишки такой зверь вырастет.
Ей-богу, медведь в лесу добрее. Совсем берегов не видит. А, –
махнула она рукой, – чего от мужиков ждать. Нет денег – ты
виновата, есть деньги – тоже, получается, виновата. Видела его
вчера в Яхт-клубе, с дружками. И с девицами. Все как на подбор с
губищами, пельменями страшными.
– Тебя-то как туда занесло? – Ульяна забрала у нее ватку, встала
и подошла к небольшому зеркалу.
– Вызвали. Там один столичный отдыхающий допился до белочки.
Капельницу ставила. А твой гулевонил так, что люстры тряслись.
– Хоть бы какая из них ему на голову упала.
– И не говори. Слушай, Уль, я спросить хотела. То есть даже не
спросить, а… Черт, ты пойми правильно, я о тебе беспокоюсь.
– Спрашивай! Я тебе все как на духу.
– Ты бы анализы сдала, мало ли… он со всякими спит, а ты…
– Все правильно ты говоришь, Оксан, вот пусть и спит с кем
хочет.
– А ты с ним не…
– Посмотри на меня, подруженька, я вообще могу кому-нибудь
нравиться? И потом, пельмени у меня не выросли, и старовата я стала
для Мишеньки. Он мне прямо так в лицо и говорит. А я радуюсь!
– Дура ты, Уля! На свою жизнь наплевать, так хоть о дочери
подумай!
– Я думаю. Но не знаю, что делать. Куда деваться-то?
– А развестись? Вот ведь причина – прямо у тебя на лице!
Разведись и бонусы за прожитые годы с него не забудь стряси!
Ульяна повернулась и пальцем по воздуху обвела свое лицо:
– Это мне уже кэшбек прилетел. За красивую жизнь. Скажи еще, что
в нашем городе так не считают. А что касается развода, так не мне
тебе объяснять, что уйти от Варяжского можно только ногами вперед.
И то на дно. Потому как к ним гирями его поганые деньги привязаны.
Ни один адвокат не возьмется меня в суде представлять. Просто не
успеет.
– М-да… Угораздило тебя, конечно. Но ведь как любил, Уля! Мы же
все тебе завидовали!
Ульяна выбросила ватку в мусорную корзину и сняла с вешалки
полушубок.
– Пойду я, милая. Спасибо тебе.
– Постой!
Оксана подошла и взяла ее за руку. Ее круглое веснушчатое лицо
под белой шапочкой покрылось нервным румянцем. Понизив голос до
шепота, она сказала:
– Если ты решишься, я тебе помогу. Вы с матерью столько для меня
сделали, вовек не расплатиться.
– Ты уже мне помогла, – ответила Ульяна.
– Ты не понимаешь. Рано или поздно он убьет тебя. Из-за всего…
из-за Радки, из-за того, что ты…
– Молчи! – испуганно обернулась на дверь Ульяна. – Никто кроме
тебя...
