– Аксинья, иди сюда!
Маленькая худенькая девушка пятнадцати лет в стареньком рваном платье и сером платке, повязанном на голове, рысью преодолела широкий лестничный пролет и почтительно подбежала к хозяину усадьбы. Мужчина, одетый в домашний халат, который был буквально напичкан яркой вышивкой, устало стоял в дверях спальни своей жены. Одной рукой он вытирал платком пот со лба, а в другой держал зажженную свечу.
– Твоя барыня вот-вот родит. Надо ей помочь. Я уж больно устал. Да и маменька не может.
С этими словами он тяжело вздохнул и пошел по длинному темному коридору в свою опочивальню.
Аксинья без стука, но со всем почтением, на которое только была способна, тихо зашла в комнату. Зажженные свечи стояли везде, где только можно было их установить. Молодая хозяйка усадьбы очень боялась темноты.
На широкой кровати лежала бледная женщина двадцати лет. Её длинные черные волосы влажными змеями раскидались по подушке и ажурной ночной сорочке. Слезы почти высохли на мраморных щеках.
– Кто здесь? – еле слышно прошептала она.
– Аксинья, барыня.
Женщина облегченно вздохнула и горячо зашептала, с трудом приподнявшись на правом локте:
– Аксинья, послушай меня, прошу! Как только у меня родится ребенок, забери его и уходи. Уходи куда глаза глядят, слышишь? Но так, чтобы ни одна живая душа тебя не видела.
Аксинья попятилась назад и воскликнула:
– Что Вы, барыня, такое говорите?
Женщина откинулась обратно на кровать и тяжело задышала.
– Ты должна мне пообещать, что унесешь моего ребенка из этого чертового дома. Иначе он умрет…
Аксинья быстро перекрестилась и закивала головой. Она поняла, что барыня сошла с ума. И не удивительно. Двое её детей, которые рождались в стенах этого дома, издавали первый крик и почти сразу умирали. Нужно было соглашаться на всё, лишь бы немилость сумасшедшей не упала на голову бедной крепостной девушки.
На этот раз опытной Аксинье пришлось одной отстоять всю тяжелую бессонную ночь, без помощи старой барыни, матери помещика. Та занемогла накануне и не выходила из своей комнаты.
В четыре утра темная комната, освещаемая всего несколькими свечами, огласилась тихим криком младенца. Аксинья обтерла его и завернула в светлое покрывало. Мальчик был очень слабым, но дышал.
– Покажи мне его, скорее! – из последних сил воскликнула молодая барыня.
Аксинья подошла к кровати и отогнула край покрывала. Барыня протянула руки, взяла сверток и поцеловала сына в лоб.
– Пока он жив, молю тебя, убегай! Теперь ты свободна. Возьми!
Женщина отдала ребенка и достала из-под подушки свернутую в трубочку бумагу и мешочек из черного бархата.
– Это вольная.
Аксинья схватила документ и спрятала в вырез рубахи, пока барыня не передумала, а та с трудом продолжала, вкладывая в дрожащую руку девушки мешочек:
– Этого хватит надолго. Только спаси моего сына! Я найду тебя позже и отблагодарю…
Силы её оставили и она закрыла глаза…
За окном быстро мелькали небольшие рощицы, отдельно стоящие чахлые деревья и необъятные просторы степей с невзрачным разнотравьем.
Поля и луга, которые полчаса назад так и манили остановиться на обочине дороги, выйти из машины и насладиться первозданной природой, закончились.
Растительность медленно увядала, чувствуя прохладу наступившей осени. В этих местах она ощущалась, как будто, еще явственней.
Макс отогнал подступающую хандру, тряхнув головой. Дорога обещала быть долгой и утомительной с самого начала, как только главный редактор информационного Интернет канала, на котором уже несколько лет Макс работал корреспондентом, обозначил цель нового журналистского расследования. Старая усадьба XIX века в Тверской области.
