Тиром стоял по стойке смирно, когда за шиворот ему свалилась гужелица и затеребила лапками. Струи пота ручейком стекали по загривку, и гужелица поползла ниже по спине. Поручик Тиром покосился на напарника, но Пут лишь пучил глаза на Кармандыра, также не смея пошевелиться. Кармандыр, или попросту – Карм, был, в общем-то, плохим командиром, и прозвище свое получил за то, что все свое жалование тратил на апгрейд своего тела.
После каждой «командировки» на новую планету, присоединившуюся по добровольному протоколу к Содружеству Независимых Миров, он привозил в личном контейнере с жидким азотом замороженного аборигена и с интересом его изучал. Если интеллект после разморозки не был поврежден, то Кармандыр подолгу беседовал с аборигеном за кружкой горячего пунша. Обычно речь не спеша текла вокруг да около деликатных тем, вроде перспектив того или иного кандидата в председатели Верховного Совета СНМ. За следующей кружкой, теперь уже иван-чая, Карм подробно расспрашивал аборигена об условиях жизни на его родной планете и степени приспособленности к ней. В третью кружку Карм наливал гостю морковный чай и интересовался подробностями анатомии собеседника. Но если вдруг абориген начинал разговор на отвлеченные темы, вроде смысла жизни, или оперировал непонятными терминами, такими как этика или гуманизм, то Кармандыр кривился и жестами останавливал собеседника. В последнее время все эти пуншево-чайные беседы становились все короче, потому что аборигены стали какие-то наглые. Сходу выражали неудовольствие, пытались выяснить, что происходит с психикой колонистов на планете Тир, а особенно бесили командира, если отказались от морковного чая и переходили на личности. Такой, например, частый вопрос как: «почему Карм потерял человеческий облик» выводил полковника из равновесия. Ну, кому какое дело, чем человек увлекается? Кто-то коллекционирует сушеные фигурки усыхантов с планеты Пустымба, а кто-то постоянно модифицирует свое тело.
Карм делал это с огоньком, в свободное от службы время, на собственные средства, несмотря на то, что нужное оборудование и хирургические инструменты стоили все дороже и дороже. Правда, не всегда Карм был доволен результатом. Жабры Брыба так и не пригодились, и несли чисто декоративную функцию. Короткие крылышки, которые он срезал у Птюча, быстро отсохли. Вот и сейчас, лениво прочищая ёршиком дыхало, которое он удалил у Дельфиката, полковник думал, что это было не лучшее его решение. Насморк, конечно, прошел, но в дыхало, пришитое на макушку, постоянно сыпались насекомые с потолка.
За окном по плацу маршировали рекруты, Карм мычал под нос слова марша, разносившегося из динамиков с площади: «Всегда свети наша Пурпурная звезда, над Тиром солнце не заходит никогда». Мельком глянув на Тирома, оторвавшись от монитора, полковник скомандовал «Вольно!» Тот этого только и ждал, моментально прихлопнув гужелицу.
– Молодец, ловко. Что надо сказать?
– Выражаю благодарность командованию за новые безсуставные руки.
– Только помни, что они тебе не для того, чтобы многоножек давить, а для стрельбы из-за спины. Теперь к делу. В который раз смотрю эпизод вашего с Путом патрулирования, но с восьмой минуты все больше вопросов. Доложите по форме.
– Так значит это… – Тиром откашлялся и уставился в соседнее пыльное окно, за которым пепельный ветер гонял по камням перекати-поле. – Заходим на «Москвиче» – костотрясе на вираж с двенадцатого сектора на четырнадцатый. От подножия Кузькиной сопки, за балкой, к сухому руслу идем по прямой. Видим, из норы выползает Гужел, длиной метров тринадцать. Пересекает русло Мусорки. И кидается на дно балки. А в это же время из перелеска под сопкой выскакивает она и бежит вниз по склону к валунам.
