После смерти жены сомнолог Александр Ветров всё чаще ощущает, что границы между сном и явью становятся размытыми. Пациенты видят одни и те же сны. В этих снах – он сам. Город без звуков, комнаты без времени, знак, которого не существует, и женщина, чьё присутствие чувствуется даже сквозь зеркало.
Когда исчезает один из пациентов, а другой описывает здание, которое Ветров никогда не показывал, Александр начинает подозревать: это не просто последствия горя. Это что-то глубже. Возможно, он никогда и не просыпался.
«Тишина после неё» – атмосферный психологический роман о памяти, утрате, снах и тенях, живущих за гранью реальности. Где заканчивается жизнь? И начинается ли пробуждение?
Глава 1
Утро в отделении сна начинается с тишины. Не той, что дарит покой. А глухой, ватной – как будто ты находишься под водой, а наверху кто-то живёт настоящую жизнь. Здесь – другая реальность. Всё замедлено: шаги, дыхание, даже мысли. Мы живём по ритмам сна – фаза БДГ, фаза без сновидений, микропробуждение. Цикл за циклом.
Моя смена началась в семь. Пришёл, как всегда, раньше.Не потому что надо. Просто не могу оставаться дома.
С тех пор, как не стало Кати, там слишком тихо. И слишком громко одновременно. Каждый угол звенит отсутствием. Даже тишина звучит иначе.
Я включил кофеварку, сполоснул руки. Автоматизм. Движения, которые запомнило тело – голова ещё спит.
На стене – старая фотография нашей группы: я, Керн, Солодов, интерны. Кто-то с кружкой, кто-то с бессонным лицом. Все улыбаются – будто мы делаем что-то важное. А на деле? Мы просто изучаем, как человек спит. Как мечется. Как шепчет бред. Как иногда – умирает.
Именно так ушла Катя.
– Опять рано, – раздался голос за спиной.
Керн. Белый халат, туго собранные волосы, тонкая нить аромата мяты – она всегда жевала мятные таблетки вместо обеда. В ней всегда было что-то от прибора – точность, собранность. Но не холод. Скорее – надёжность. Как у пульса оксигенатора.
– Не спалось, – ответил я.
Она не стала спрашивать. Просто кивнула.
Мы это уже проходили – после похорон. Она принесла кофе и тихо спросила, что я чувствую. Я сказал: пустоту. Она поняла. С тех пор – не копала.
Мы шли по коридору. Стеклянные двери, дежурный свет, гул аппаратов.
Пациенты уже подключены. Кто-то спит. Кто-то делает вид. Кто-то надеется, что мы найдём в его снах причину кошмаров. Мы редко находим. Но ищем – всегда.
– Сегодня новый, – сказала Керн. – Мужчина, сорок четыре года. Жаловался на «провалы», чувство падения, невозможность проснуться.
– Фон?
– Инженер. Развелся год назад. Спит на левом боку, засыпает тяжело.
Я отметил про себя: левый бок – защита сердца. Мелочь, но мозг такие штуки подмечает.
Мы зашли в комнату наблюдения. Мониторы: ЭЭГ, пульс, дыхание. Серые линии. Всё ровно. Всё чисто. И всё же… внутри – пусто. Не в смысле профессии. Наука, пациенты, протоколы – всё это имеет смысл. Но я сам… как будто стал сторонним наблюдателем. Не врачом. Не мужчиной. Не кем-то живым.
Как будто умер не только кто-то рядом. Как будто во сне исчез и я.
Я вспомнил то утро. Катя не проснулась.
Я звал её. Сначала тихо. Потом громче. Тряс за плечи. А потом – телефон, гудки, скорая, шаги… Но не её голос.
Эксперты сказали: «Остановка сердца». Без причин. Без следов. Без диагноза. Ирония в том, что я всю жизнь лечил людей от бессонницы, сонных параличей, апноэ…
А она просто ушла во сне. Рядом. Пока я спал.
– Ты с нами? – спросила Керн.
Я кивнул.
– Да. Просто задумался.
Она кивнула в ответ. Больше слов не понадобилось. Мы привыкли к молчанию. Здесь, в отделении, оно значит больше, чем любые разговоры. Здесь важнее смотреть, чем слушать.
Я сел в кресло и уставился на пульсирующую линию на экране. В какой-то момент она совпала с моим сердцебиением. И я подумал: может, это и есть сон. Просто очень длинный. Просто затянувшийся. Может, я ещё не проснулся с той ночи.
