Желтоватый лунный диск проснулся, выкатился он из-за тучки, недоуменно прищурился, вперился взглядом в кучку народа, ни свет и ни заря собравшегося во дворе элитной многоэтажки, крутившегося возле новенького микроавтобуса.
Темень стояла на дворе, а эти куда-то уже намылились под покровом ночи, видно, навострили лыжи свои в сторону Моста, чтобы с ветерком, как только чуточку рассветет, прокатиться по дивному чуду современной инженерной мысли.
– И чё некоторым тут дома не сидится! – проворчал негромко моложавый генерал-майор, глядя на возбужденно махающую руками жену своего младшего брата Петеньки. – Ищите себе на одно место приключение! Боевую готовность еще никто не отменял! Пойдет нам команда, а вас на месте не будет, отгребете по шее!
– Ну, Марк Сергеевич! – стрельнула Вита шальными глазками в сторону старшего брата любимого мужа. – Мы туда и обратно! А вы нас тут по-родственному, ежели чего, и прикроете!
Петенька, муж Виты, показательно крякнул в подставленный кулак, покачал неодобрительно головой, но промолчал, хотя и он был категорически против того, чтобы его любимая жена срывалась с места и куда-то мчалась за три девять земель в столь для этого вовсе и не подходящее время.
– Было бы еще за чё особо-то переживать! – хмыкнула одна из стоявших подле микроавтобуса двух очаровательных сестер-близняшек. – Враки это все вражеские, что может война на днях приключиться! Восемь лет, как все на Юго-Востоке стреляют, а наш воз и поныне там, где-то в глубоком тылу спокойно отсиживается, носа своего боится казать…
Оглянувшись по сторонам, генерал Ткачук шагнул к женщине, пригнулся к ее уху, с жаром выдохнул:
– Ты, Вика, больше так никому вслух и при всех и не говори! Глядишь, за умную сойдешь, в лужу ненароком не сядешь!
– Будет вам, Марк Сергеевич, страху на нас нагонять! – качнула головой вторая сестричка Ковальчук. – Девятый год скоро пойдет, как мы, прижав головы, старательно сидим в глубоком окопе и боимся стрельнуть во врага!
Поскреб нервно пальцами подросшую за сутки щетину Ткачук, не выдержал язвительного тона подполковника в юбке, тяжело задышал, сверкнул глазами, выложил на стол козырную карту:
– Забыли вы уже, Кузнечики, что на днях Дума признала обе Непризнанные Республики? Или оно для вас и не аргумент?
– И чё тут этакого? – пожала Ника скептически пренебрежительным плечиком. – Одна говорильня у них на Охотном ряду!
Мужья сестер-близняшек переглянулись, но в перепалку они не встревали, благоразумно отмалчивались, ожидали того, чем именно окончится пикировка их жен и цельного генерал-майора.
И Костя, и Веня в душе желали, чтобы Марк Ткачук принял, наконец, командирское решение и запретил трем подружкам выезд за пределы гарнизона, усадил под домашний арест.
– Цыц, кобылки! Совсем края потеряли! – нахмурилась Ерохина, дотронулась рукой до генеральского плеча. – Марк вам дело сейчас говорит, а вы стоите и пререкаетесь с большим начальством! Ему сверху виднее! Если мой муж что-то и говорит, то он за свои слова всегда отвечает!
– Да мы, Катенька Андреевна! – моргнула взволнованно Ника, исподлобья глянула на их бывшую взводную, а потом и ротную командиршу, под началом которой она и ее сестра-близняшка Вика, и жена Петеньки Ткачука пять лет проучились в военном институте. – Да мы ничего такого и особого в виду-то вовсе и не имели! Мы больше и ни единого слова! Как вы сейчас скажете, так оно и будет! А мы в ответ молчок!
– Вот и помолчите! – усмехнулась Ерохина. – Еще одно слово, и никуда вы у нас не поедете! Посажу вас всех троих на казарменное положение, и попробуйте что-то еще вякнуть у меня!
– Да мы, товарищ полковник! – охнула Ника. – Да мы, Катенька Андреевна, молчим уже в тряпочку и больше ни гугу!
