Родился в городе Тулун Иркутской области в 1958 году. Окончил Иркутский политехнический институт по специальности «Архитектура». С 1980 года и по настоящее время – практикующий архитектор, член Союза архитекторов России.
Первые студенческие рассказы были опубликованы на страницах институтского малотиражного издания «За кадры». Затем последовали публикации в литературных приложениях газет «Советская молодежь» и «Восточно-Сибирская правда», а также в иркутских альманахах «Первоцвет» и «Зеленая лампа». С рассказом «Вторник. Энцо Берти. 10:13» в 2005 году вошел в длинный список премии «Национальный бестселлер». Несколько рассказов было опубликовано в сетевом литературно-философском журнале «Топос», веб-журнале «Перемены», на международном портале «Текстура Клаб», а также в критико-литературном журнале «Дегуста. Ри».
Живет в Иркутске.
Дождь разошелся и барабанной дробью назойливо ломился в покатую крышу японского микроавтобуса.
Нас – нескольких приятелей покойного – арендованная маршрутка медленно везла на кладбище. С зареванными стеклами, облепленная комьями гряз «тойота» зло рычала на непогоду и выплевывала из своих ржавых легких клубы черного дыма. На ухабах она не держалась колеи раскисшей грунтовки и, пробуксовывая, валилась с боку на бок, как дрессированный медведь, танцующий на задних лапах.
Пассажиры молчали.
Водитель полпути искал радиоволну с нейтральной музыкой и, не найдя подходящей, резко включил магнитолу. Салон тут же заполнил грустный шепот седого питерского бородача. Со своей узнаваемой манерой нагонять невыносимую тоску он невольно «зашел» под наше мрачное настроение…
В пандемию признанный музыкальный гуру не сник. Отсутствию гастрольной жизни он, как и все «звезды», был, конечно же, не рад, но в творческий застой не впал. Наоборот, воспрянул и, как в молодости, раздосадованный духовным обнищанием страны, стал активно плодоносить. Записал новый акустический альбом. Монотонный и совершенно безысходный. В нем под свои незатейливые гитарные рифы он распалил себя. Несколько раз пырнул ножом тревожную политическую действительность. Окропил ее желчными обличениями. И достиг умиротворяющей нирваны, чтобы нудно и многозначительно пробурчать об утраченных свободах и бренной человеческой сути нам прямо в уши.
Было тошно и мрачно, но стоило одолеть последний предкладбищенский взгорок, как дождь неожиданно прекратился и яркое солнце напомнило нам, что мы проживаем душный июль. Едва мы высыпали из микроавтобуса и пристроились к родственникам покойного, как нас тут же окружили комары. Полчища этих нещадных кровопийц закружили над растянувшейся процессией, досаждая прежде всего мрачным сотрудникам похоронной службы. Взмокшие молодые парни стоически переносили нападки голодной мошки – черная униформа из неплотной хлопчатобумажной ткани их не спасала, а руки были заняты.
Проходя между хаотично скученных оградок, они заметно занервничали и едва не уронили гроб. Но вовремя подоспел старший и помог охнувшему крепышу, который нечаянно запнулся и чуть не свалился в соседнюю свежевырытую могилу.
Мы молча тащились за группой «харонов» и отчаянно отбивались от злобных шаек насекомых. Они кружили над нами, вынуждая хлопать по себе свободными руками, словно вениками в парной.
С прощанием тянуть не стали. И устроитель, поглядывая на часы, казенным языком давал указания тяжело дышавшим парням, которые бесчувственно, но ловко на лентах опустили гроб, переждали всех, кто потянулся бросить в могилу горсть влажной земли, и принялись орудовать лопатами. В общем, погребение прошло тихо. Лишь близкая подруга усопшего, выпившая еще накануне, отголосила, но не долго… И нас, следуя языческим пережиткам, пригласили помянуть покойного.