Вы думаете, что все сказки
начинаются с «жили-были»? Это не так. Моя история началась
совершенно иначе…
Оливия Джонсон.
– Пирожки! Горячие пирожки! Горячий отвар! – кричала полноватая
женщина в переднике. – Тётушка Фрида всех накормит и напоит!
Подходи, да не скупись!
В этом году зима выдалась на редкость суровой. Не чета прошлым.
Кажется, что даже белые, занесённые снегом деревья тоже
замёрзнут.
Чтобы хоть как-то согреться, редкие прохожие, по самый нос
кутаясь в одеяла, старались добежать до нужной лавки как можно
скорее. И лишь голосистая торговка казалась довольна нынешним
морозом.
– Приехали! – грубоватым голосом произнёс возничий.
Выбравшись из кареты, потёрла руки, разгоняя кровь в ладонях и
надев перчатки, осмотрелась.
Город Айлания, названный в честь первой королевы нашего
материка, является главным торговым центром всего западного
побережья Сарийского моря. А также Айлания столица Аршавиля. Вот
только если обычно здесь можно встретить едва ли не сотню
торговцев, то сегодня тут необычное запустенье.
Здесь я бывала часто. Раньше.
Со старшими сёстрами я так и не смогла найти общий язык. Они
говорили, что со мной скучно, поэтому и не брали с собой играть. И
чтобы мне не чувствовать себя одиноко, отец брал с собой, когда
отправлялся доставлять муку в лучшую кондитерскую Айлании. Главный
пекарь всегда говорил, что наша мука самая лучшая, что он
когда-либо встречал, а я говорила, что его пирожные самые вкусные
на всём белом свете!
В последние годы отец стал часто болеть, и вот совсем недавно –
умер.
Карани – старшей сестре досталась в наследство мельница, на
которой я трудилась едва ли ни с самого рождения. Нарина – средняя
сестра получила осла. А я… мне отец завещал старую музыкальную
шкатулку, которая к тому же так никогда и не заиграла. Не
справедливо!
Однажды отец сказал мне: «Дочка, ты должна слушать своё сердце!
Оно никогда тебя не обманет и не подведёт!» – именно поэтому я
сейчас здесь. Поэтому, а ещё потому, что с его уходом я лишилась
всего. Дома, любимого дела и того хрупкого, пусть и временного
перемирия с сёстрами…
– Чёрная печаль не доведёт тебя до добра! – раздался старческий
голос.
Обернувшись, встретилась взглядом со слеповатым прищуром
странной женщины.
– Что? Вы это мне? – спросила, оглядывая старушку.
Чёрное платье до самых пят, а поверх надет чёрный полушубок.
Чёрный платок покрывает седую голову, и только в руках старушка
держит красный платок.
– Тебе-тебе, – закивала пожилая женщина. – Иль ты тут кого ещё
видишь?
Огляделась по сторонам.
И правда, если не считать торговку, которая нас странным образом
не замечает, то на площади сейчас мы со старушкой остались
одни.
– А вы… – начала я, но женщина взмахнула платком и мир словно
остановился, замер.
Подхватив меня под руку, старушка, что-то тихонько причитая себе
под нос, повела меня в шатёр, который я раньше не заметила.
– Садись, – сказала она, и я послушно опустилась на старый
топчан. – Да отомри ты уже!
Что это сейчас такое было? Я словно на поводке оказалась!
– И не бойся! – добавила старая женщина, а мне после её слов
даже дышать легче стало.
– Кто вы, и что вам нужно? – спросила я, оглядываясь по
сторонам.
Если со стороны улицы это помещение казалось шатром, то сейчас,
находясь внутри, это обычная избушка.
В углу дома высокая печь, на которой в котелке варится что-то
странное с запахом полыни и можжевельника. Рядом лежанка с
набросанными на неё одеялами. В другом углу полки и шкафчики.
Напротив входной двери оказалась кладовая, где я смогла разглядеть
свисавшие с потолка пучки трав и высохших цветов. А в центре –
стоит стол и топчан, на котором я и оказалась.
– Вижу печаль у тебя, – словно не слыша моего вопроса,
проговорила женщина, вынимая из кухонного шкафчика глиняную кружку
и ступку. – Но ты знай, если не отпустишь свою обиду, так и
останешься одна-оденёшнька, да ещё и никому не нужной.
