Мириам
Огромные крылья неясыти хлопают в воздухе, когда большая хищная
птица, обдав меня ледяным ветром вперемешку со снежной крошкой,
садится рядом на ветку. Мотнув головой и сочувственно ухнув,
заглядывает в лицо.
− Ну что смотришь? Знаю, что посинела уже, – ворчу сипло, стуча
зубами. Жутко хочется спрятать руки под мышки, но боюсь, что если
отпущу обледеневший ствол дерева, то попросту упаду.
Услышав мой голос, внизу под нашим дубом снова начинают завывать
волки. Целая стая по мою душу. Увидели бы меня сейчас мои
поклонники, точно бы не узнали звезду сцены и укротительницу
животных, которой так все восторгались на лучших представлениях
невероятных артистов тётушки Родны.
Хороша укротительница, от которой сбежала лошадь. Но я в
последние сутки почти не спала. И слишком устала, чтобы суметь
дотянуться до разума одной четвероногой истерички, которую мне
подсунули на постоялом дворе в Гумеле, как единственную продающуюся
животину. А где-то на полпути к нужным мне руинам и вовсе
умудрилась задремать в седле, совершив непозволительную глупость,
которой мнительная кобыла тут же и воспользовалась, свернув бесы
знают куда.
И это не было бы такой ужасной катастрофой, не приглянись мы
неожиданно стае волков. Не оборотней, к сожалению. А самых что ни
на есть диких и очень голодных.
И вот плачевный результат. Кобыла, сбросив меня, унеслась в
неведомые дали, утащив с собой все мои седельные сумки. А я, с
горем пополам найдя в себе силы ненадолго сбить с толку хищников,
залезла на первый попавшийся дуб. На котором и сижу уже, кажется,
целую вечность.
Бриэнн негодующе и довольно пронзительно заухкав, перелетает на
мою ветку, чтобы прижаться к моему боку и попытаться хоть немного
согреть. Даже крыльями обнимает.
− Не переживай так, − улыбаюсь непослушными потрескавшимися на
морозе губами, изображая ту уверенность, которой вовсе не
испытываю. – Посижу тут немного, пока резерв восстановится, и
открою портал. Или волки устанут меня стеречь. Или путник какой-то
нас найдёт. Вот увидишь. Всё будет хорошо, сестрёнка. Мы уже так
близко, ещё чуть-чуть и всё получится. Всё будет хорошо.
Тело уже давно занемело и холод пробрался, кажется, в каждую
клеточку тела. Но страшнее холода жуткая апатия и оцепенение,
которое всё сильнее сковывает мою душу. Спать хочется страшно.
Кажется, что стоит только закрыть глаза и сразу станет хорошо. Там
уютная темнота, которая спрячет от жестокой реальности, в которой я
одна против всего мира. А хищники вокруг так и ждут хотя бы одного
моего неверного движения, чтобы вцепиться клыками и разорвать.
Плечо обжигает отрезвляющей болью, которая мгновенно вырывает
меня из смертельных оков сна. А Бриэнн, крича и хлопая крыльями
опять вцепляется в мою руку острым клювом.
− Перестать. Я проснулась, − тряся головой, ворчу на неё в
ответ.
В глазах темнеет. Или это уже в лесу так темно. Сейчас день
короткий.
От одной мысли, что я могу тут остаться на ночь, хочется
плакать. Но слёзы никогда ничего хорошего не дают, так что зло сжав
губы, я заставляю себя немного поменять положение. Потом машу
ногами, разгоняя кровь. Хлопаю руками по стволу, в общем делаю всё,
чтобы прогнать оцепенение и сонливость.
− У-у-у-ух-у-ух-ух, − громко окликает меня неясыть за спиной.
Подпрыгивает неуклюже на ветке.
− Можешь лететь на разведку, не свалюсь. Обещаю, − разрешаю ей
оставить меня одну. И в следующую секунду между деревьев сизой
молнией проносится моё единственное родное существо.
Без Бриэнн становится совсем тоскливо. Заставляя себя и дальше
размахивать ногами и хлопать руками, осторожно тянусь к своему
внутреннему резерву. Пусто. Весь в очередной раз угрохала в свой
щит, чтобы и дальше скрываться от проклятого
Кукловода. Надеяться на то, что тот сейчас слишком занят,
заметая свои следы и скрываясь от правосудия, точно не стоит. Он о
своих марионетках никогда надолго не забывает. Особенно обо мне.
Ненавижу, гада.
