Ночь после
пиршества
Девушка погрузилась в сон, в котором переплелись её воспоминания
и желания. Огненная горячка не отступала даже сейчас, и ощущения
прикосновений братьев захлестнули её с головой и погрузили в омут
из кажущихся низменными мечтаний.
Прикосновения старшего из братьев были уверенными, даже грубыми,
но этой самой грубостью они разжигали в ней искры бущующего и
дикого огня. Мия помнила, как его сильные, покрытые мозолями руки
касались её, оставляя красные следы на коже и неизгладимые - в
памяти. Эти животные глаза, знающие, чего хотят, эти напористые
руки, не дающие никакого пространства для сомнений... почему она
первыми подумала о них, едва только сомкнула глаза?
Ласки младшего брата тут же ворвались в её грёзы, вот только вся
их природа была совершенно противоположной первым касаниям, грубым
и не знающим терпения. Второй мужчина всем своим видом излучал
мягкость, нежность, ласку, которые окутывали её подобно тёплым
материнским объятиям. Каждое его прикосновение было наполнено
только одним - искренним ощущением того, что её любят и лелеют,
словно она - хрупкий цветок или хрустальная ваза. Мия вспомнила,
как он бережно проводил кончиками пальцев по её коже и вызывал тем
самым лёгкую дрожь.
Во сне, всё ещё сгорая от лихорадки, девушка словно разрывалась
между этими двумя полюсами.
С одной стороны, она жаждала страсти и несгибаемой воли старшего
брата, один только взгляд которого разжигал в ней огонь, заставляя
чувствовать себя податливой и мягкой, будто плавящийся воск
свечи.
С другой - никогда она ещё не знала такой заботы, которую давал
ей второй викинг. Его бережная ласка дарила ощущение любви и
абсолютной защищённости, как будто Мия и правда была самым ценным
для него человеком на свете.
* * * * *
Несколько недель назад.
Германские земли, город Бремерхафен
Вопли и стоны раненых сливались с завываниями ветра в
причудливую и пугающую мелодию, лежащие же на улицах трупы укрывал
белый саван первого снега - крупные хлопья его медленно и
торжественно падали с небес на грешную землю. Холодало.
Деревянные стены предместья становились пищей для прожорливых
красных языков пламени, от смерти в пожаре или же от рук
захватчиков прятались по углам плачущие женщины и дети.
Процветающие окраины архиепископского города вмиг превратились в
место, где отныне поселились боль, разорение и смерть. В устье реки
Везер стаей диких зверей вошли они - длинные, быстрые ладьи с
головами ужасных чудовищ на носах.
Аскеманны, люди ясеня - так называли пришельцев из Норгевии в
этих землях за верхнюю обшивку и мачты военных кораблей,
изготовленные из этого дерева - за несколько часов прорвали оборону
немногочисленного отряда и разграбили поселение, унося с собой всё,
что можно было унести - золотые иконы, украшения, церковную
утварь... и будущих рабов.
Сигурд, сын Атли и властитель Хордаланна (1), с хищной улыбкой
напевал себе под нос старинную песнь:
- Виллеман шёл к реке,
К самой красивой липе.
Там хотел он поиграть на золотой
арфе,
Потому что руны обещали ему
удачу.
Широкоплечий, высокий - одним словом, ладно сложенный молодой
ярл - вытер со щеки чью-то кровь и сверкнул хищными, глубоко
посаженными серыми глазами на воинов, что выносили из церкви
золотую патену (2) и калеж (3) из серебра и полудрагоценной
яшмы.
Отвага и стремление к завоеваниям передались обладателю
тёмно-русой косы от его отца. В десятилетнем возрасте он начал
сопровождать воинов в сражениях и походах, в шестнадцать же
унаследовал титул ярла от сгинувшего на поле брани родителя. Раздор
за добычу, междоусобные стычки за клочки северных земель и битвы с
окружающими племенами закалили его подобно стали и сделали
привычкой недоверие ко всему и всем. Единственными своими
товарищами считал он верный меч и не уступающий ему в остроте
ум.
