— Кто? — из-за деревянной двери на лестничную площадку раздается
недовольный голос Жени, моей школьной подруги.
— Это я, Жень, Эльвира, — против воли говорю тихо, будто Марк
может меня услышать. Меня так трясет, что я едва не дрожу. —
Открой, пожалуйста.
Мы договаривались с Женей, что она меня приютит, когда я уйду от
мужа, но все случилось внезапно, я предупредила Женю о своем визите
буквально час назад, когда под покровом ночи сбегала из дома
Марка.
Тяжелый замок глухо проворачивается, и дверь открывает мне
предбанник на пять квартир в обычном доме сто тридцать седьмой
серии. Утомленное лицо Жени выглядит немного раздраженным, но она
улыбается и раскидывает руки, приглашая меня в объятия.
В теле разливается щемящая радость. Я наконец-то сбежала, и,
кажется, здесь Марк будет искать меня в последнюю очередь.
— Спасибо, — выговариваю хрипло и, бросив сумку на пол, обнимаю
подругу.
В глазах стоят слезы, и я зажмуриваюсь, выдавливая их с век.
— Идем чай пить, — Женя отлепляется и жестом зовет меня за собой
в квартиру.
Подхватываю небольшую дорожную сумку, в которой собрана вся моя
жизнь, и топаю за подругой.
Она ставит чайник и плюхается на табурет у стола, покрытого
обшарпанной скатертью.
— Это он тебя? — она зажимает тонкую сигарету между губ,
прикуривает и кивает на мое лицо.
Марк ударил меня во время нашей сегодняшней ссоры. Это и была
последняя капля, после которой я уже не могла оставаться рядом,
несмотря на мамино негодование, нехватку денег и отсутствие места
куда пойти. Я готовила этот побег последние полгода, и все равно
пришлось стихийно сорваться в ночь в рискованной попытке избавиться
от оков мужа-тирана.
— Да, — киваю, вытираю шмыгающий нос. — Ничего, утром уже ничего
не останется.
— Как ты слиняла-то? — Женя так смачно затягивается, что мне
тоже хочется, хотя я почти не курю.
Тянусь к пачке и вытягиваю себе тонкую сигаретку. Пальцы дрожат
так, что с трудом прикуриваю. Меня все еще трясет.
— Снотворное, которое я достала через тебя, — грустно усмехаюсь.
— Он устроил очередную сцену ревности. Ударил в сердцах, потом
долго извинялся…
Женя начинает яростно мотать головой, мол, даже не думай! Да
знаю я, где один раз, там постоянные побои. Он уже преступил эту
грань, дальше будет только больше. Как было со скандалами и
ревностью.
— Я сделала вид, что простила, и он потребовал накормить его
ужином, — тоже затягиваюсь. Вкусный дым проходится по легким,
оседает терпко-горьким вкусом на языке. Выпускаю струйку сквозь
стиснутые зубы. — Я растолкла таблетку и добавила в чай. А дальше…
Он свалился прямо в процессе. Даже не кончил.
Женя злорадно кривит лицо, а мне противно вспоминать последний
секс. После ссор он всегда требовал меня. Как подтверждение, что я
не злюсь, как утверждение своей власти, как отвратительное
положительное подкрепление нормальности скандалов, которые он
закатывал.
Все.
Стоп.
Я закончила этот ужас.
Вырвалась из ада.
Я знаю, что вскоре столкнусь с кучей сложностей. Как только мама
узнает, что я ушла от мужа, я услышу о себе много «хорошего».
«Позор семьи!» «Выкинутые на свадьбу деньги!» «Подвела их с отцом»…
А кроме того, скопленных денег, которые я тайком крысила от мужа
последние полгода, мне не хватит даже на съем какого-нибудь
клоповника на окраине. Этот гад чуть ли не под расписку выдавал
деньги и требовал чеки. Было крайне сложно замешать даже сотню
рублей.
Женя поднимается и делает нам чай. Заливает пакетики зеленого
Гринфилда, ставит на стол сахарницу. Я вынимаю из сумки
сахарозаменитель, выдавливаю в чашку три таблеточки. У меня нет
диабета, но я настолько привыкла следить за фигурой, что уже не
мыслю добавлять в еду сахар.
— Что делать будешь, решила? — спрашивает Женя, растаптывая
окурок в залепленной пеплом пепельнице. — К родителям рванешь?
