Ты моя откровенность

Полутьма элитного клуба. Я выхожу на сцену. Потолок клуба теряется где-то в вышине. Три этажа, у перил люди. Витые лестницы спускаются к грандиозному танцполу, на лестницах тоже люди. На танцполе, за барной стойкой чуть дальше от танцпола толпа. Все они хотят видеть меня. Звучит медленная музыка, и я выхожу на сцену.

В полумраке клуба люди кажутся мне тенями. Когда раскаленное солнце этого лета, наконец, заваливается за высотки Москвы, тени не исчезают вместе с ним. Они остаются и стекаются со всех семи холмов, на которых стоит этот древний город, стекаются сюда – в центр, чтобы прикоснуться к легенде, которую я расскажу им в своем танце.

С себя я снимаю одежду, но с теней я срываю маски, которые они носили этим днем. Масок требует город. Маску нужно надевать с утра и носить до захода солнца. Быть кем-то: бизнесменом и менеджером, учителем и врачом, политиком и военным. Таковы правила игры. Здесь нельзя быть никем.

Москва и сама любит эту игру и днем сверкает золотыми куполами и красными звездами Кремля, показывая туристам только одну из своих масок – маску древности и величия.

Москва уже с утра запирает наглухо свои дороги, чтобы развеять миф, будто любит, когда все в ней куда-то спешат, надевает маску комедианта и смеется над теми, кто наивно полагает, стоя теперь в глухой душной пробке, что может управлять своим временем в этом городе.

Я срываю маски с тех, кто пришел сюда, но не успел эти маски снять. С тех, кто зачем-то принес сюда самого себя дневного. Вы будете свободны!

Музыка набирает обороты. Я медленно, очень плавно подхожу к краю сцены. На мне длинный плащ, темные волосы собраны в высокий хвост, сапоги до колен. Музыка рвется на части, рвет душу, и я резко расстегиваю плащ.

В современном стриптизе танцовщицы выходят сразу полуобнаженными. Но это прокол. В стриптизе главное не тело показать, а медленное, мучительно-медленное раздевание. Оно выматывает ожидания, оно заставляет вглядываться, оно обещает и манит.

И здесь я – мастер. Поэтому так много людей. Я создаю любовное томление. После моего танца все туалеты будут заняты, парочки пойдут снимать напряжение.

Я танцую у пилона, снимая детали одежды. Да, трюки на шесте сами по себе хороши, но и это не главное. Это всего лишь техника. Раздвинуть ноги, крутиться, лететь на шесте – ерунда. Можно вообще ничего их этого не делать.

Важно, какую историю ты рассказываешь этими движениями. Каждый раз танцем я рассказываю историю о любви, о страсти, о свободе, о разрыве, о боли в зависимости от песни, но главное, о свободе от масок. Живите ярко!

Я встряхиваю резко головой и распускаю волосы, повисая вниз головой на пилоне. И толпа выдыхает. Я медленно спускаюсь вниз головой по пилону, обводя пальцами контуры своего тела, будто меня мучает желание. Доезжая до сцены, раздвигаю ноги – пилон между, я тянусь к нему, волной поднимаюсь.

Я обнимаю шест так, будто это любовь всей моей жизни, откидываю назад голову – страсть. И когда певица в песне чуть ли не кричит, я подлетаю на шесте. Волосы развеваются, я испытываю восторг, боль, страсть вместе с певицей. А еще – свободу. Потому что к этому моменту я снимаю верх. Грудь обнажается.

Толпа беснуется. Меня заводит не тот момент, что я голая и меня хотят. А то, что я могу позволить себе обнажение.

Ведь я не стриптизерша. Я просто девушка, которая хотела испытать максимальную степень свободы от масок, которые обычно носят люди. Я ненавижу ложь перед самой собой, ложь, которой обмениваются другие в общении друг с другом, ложь, когда люди скрывают от себя прежде всего свои желания, свои обиды, страхи и радость. Люди не живут и вполовину.

Мой танец, чем бы он не казался со стороны, для меня способ раз за разом заставлять людей испытать бурные неконтролируемые эмоции, а меня саму освободить.