– Давай сегодня ты его обслужишь? – просит моя напарница
Инна.
– Кого? – я выглядываю в зал.
– Третий столик.
Понимаю, почему она не хочет.
Мужчина за третьим столиком производит настораживающее
впечатление. От него несет богатством и одновременно опасностью.
Ему лет тридцать пять-сорок, у него модельная стрижка и
пристальный, сильный взгляд. За столиком он не один – и собеседник
его стоит.
Взгляд возвращается к первому.
Его я знаю, он приходит каждый день на обед уже полгода.
– А в чем дело? Пристает?
– Нет, просто… – Инна ежится. – Мороз от него по коже. Он каждый
раз так смотрит, словно одежду вместе с кожей снимает. Чаевые тебе.
Он всегда хорошо оставляет. К тому же у тебя кольцо... Меньше
цепляться будет.
– Хорошо, – вздыхаю я, и выхожу из-за шторки в проеме.
По проходу между столиками иду к ним. «Амелия» – небольшое, но
уютное кафе с ценником выше среднего. У нас отличный кофе, а блюда
готовит шеф, перекупленный из крутого ресторана.
Посетители у нас не бедные. Но конкретно этот мужик похож не то
на бандита, не то на адвоката.
Я останавливаюсь перед столиком и растягиваю губы в улыбке:
– Что будете заказывать? – узкий фартук плотно обхватывает меня
под мышками, даже дышать трудно. Ручку наставляю на блокнот в
дорогой коже.
Улыбка застывает на губах, когда взгляд Ярова скользит по мне.
Неуловимо оценивающий, который бывает у крутых мужиков, и они
каждую встреченную женщину оценивают, хороша она для его постели
или нет.
Бабник.
Это видно.
Еще и при деньгах – костюм очень дорогой, парфюм с породистым
запахом из сегмента люкс, а про «ягуар» на нашей парковке за
панорамным окном вообще молчу. Мне на такую машину за жизнь не
заработать. Даже с учетом щедрых чаевых.
– Стейк с кровью, овощи на гриле и «Манхеттен», – он опускает
равнодушный взгляд.
Записываю, стараясь не показать досаду.
Его глаза все сказали. Такие мужчины девушками вроде меня не
интересуются даже на один раз. У меня каштановые волосы до плеч, на
носу выцветшие веснушки. Ни ботокса, ни приличных губ, сделанных у
косметолога. Даже Инна – крашеная блондинка двадцати лет – намного
лучше выглядит.
Ладно, в истории про Золушку я давно не верю. Нечего
расстраиваться.
– А вам?
– Кофе и стейк, – буркает собеседник, злобно зыркнув на
меня.
– Благодарю. Напитки подать первыми или в конце трапезы?
Она возвращаются к разговору, не заметив вопроса.
Ладно.
Я обслуживающий персонал, надо знать свое место. Возвращаюсь в
служебные помещения и вырываю листок с заказом. Это для повара.
Баристу прошу приготовить кофе и «Манхеттен».
Неожиданно меня ловит наша администратор.
– Зайди к директору, – велит она.
– А что случилось? – напрягаюсь я.
Просто так к нашему директору не вызывают. Я перебрала в голове
все оплошности, какие могла совершить, и ни одной не нашла. Даже на
минуту не опаздываю, одежда всегда чистая… Клиент пожаловался? Я
улыбаюсь, как манекен все время, пока нахожусь в зале, и никогда не
вступаю в конфликты! Дорожу работой в «Амелии».
– Сказал, сам объяснит.
Я направляюсь в глубину здания. Кабинет директора находится
далеко от кухни и зала – ему, видите ли, не нравится запах еды. Но
директору – мажору и баловню судьбы, нужно улыбаться и обхаживать
не хуже клиентов. Иначе вылетишь.
Сюда меня устроили по знакомству: зарплата плюс щедрые чаевые
были в два-три раза больше, а в сезон во все четыре-пять, чем моя
учительская зарплата.
Деньги очень нужны.
После пяти выкидышей подряд я долго лечилась, не добилась
ничего, а возраст уверенно подходил к двадцати семи, и я
провалилась в глубокую депрессию. Детей, если честно, не могла
видеть. Постоянно думала: а я вот не могу такого завести, мой
первый ребенок уже бы пошел в первый класс, может, у меня никогда
такого не будет. Я не испытаю этого: первое слово, объятия малыша,
восторженный взгляд, первая погремушка, детский сад, школа…
Знакомая, увидев, во что я превращаюсь, сказала: да уйди ты оттуда,
отдохни год, поработай – заодно денег подкопишь в кафе, и через год
попробуешь снова.
