— Руднева, стой! — нагнало её
громкое и требовательное, но не остановило, а, наоборот, словно
подстегнуло и даже вызвало желание не просто ускорить шаг, а
побежать.
Хотя Яся удержалась и просто
проигнорировала призыв, сделала вид, что не слышит. А следом снова
прилетело, ещё более нетерпимое и раздражённое, будто камень,
пущенный вдогонку, ударило между лопаток:
— Руднева!
Но она опять не отреагировала,
только едва заметно вжала голову в плечи, понадеявшись, что криками
всё и ограничится, что Арс не снизойдёт до преследования,
самонадеянно уверенный: она не решится ослушаться. И ошиблась.
Спустя несколько секунд чужие пальцы
вцепились в локоть, сжали его с силой, резко и умело дёрнули,
вынуждая остановиться и развернуться, а слова ударили уже не в
спину, а в лицо:
— Я сказал, стой!
Яся вскинулась, уставилась в
льдисто-голубые глаза, только благодаря неимоверному усилию
выдерживая тяжёлый пронизывающий насквозь взгляд, высказала с
вызовом, в котором было больше безнадёжности и отчаяния, чем
дерзости:
— Чего тебе надо от меня? Отстань
уже наконец! Что я тебе сделала?
Бердников прищурился, словно
прицеливаясь, поинтересовался хрипловатым неприятно царапающим по
нервам голосом:
— А ты типа даже не
представляешь?
— Не представляю, — выдохнула Яся с
напором.
Арс вперился ещё пристальней, угол
его рта несколько раз нервно дёрнулся, то ли обозначая скептическую
ухмылку, то ли гримасу брезгливости и презрения.
— То есть ты совершенно не в курсе,
что твой папаша, — проскрежетал он, будто вырисовывая железом по
стеклу, умолк на мгновение, опять скривился, но теперь уже не
просто озлобленно, а почти болезненно и затем резко вытолкнул из
себя громким свистящим шёпотом: — спит с моей матерью? Реально?
И его слова, хотя Яся ещё не успела
осознать до конца их смысл, обрушились уже не единственным камнем,
а целым камнепадом, выбили из колеи, оглушили, придавили,
размазали. И всё же, кое-как собравшись и взяв себя в руки, она не
пробормотала растерянно, а проговорила достаточно твёрдо и даже
возмущённо:
— С чего ты взял?
Арс придвинулся ещё ближе, навис,
наклонился к самому лицу, так что Яся ощутила кожей его
дыхание.
— Ру-дне-ва, — произнёс чётко,
разделяя по слогам, — не придуривайся. Не строй из себя невинную
овечку. Всё равно не поверю, что ты не знаешь.
Но ведь она не знала, действительно
не знала, даже предположить не могла. Если честно, в тайне она
надеялась, что мама одумается, вернётся, что папа её простит и
примет, что всё опять станет как раньше — они снова будут жить
вместе. А так, получалось, отец уже нашёл другую, и назад дороги
нет. Ещё и не просто какую-то постороннюю женщину, а мать Ясиного
одноклассника.
Какие же странные ощущения. Умом она
допускала, что подобное могло случиться, и даже не считала чем-то
ужасным. Но только умом. Точнее самой рассудительной, самой
рациональной его частью, вполне согласной, что папа не обязан
оставаться одиноким на всю оставшуюся жизнь, тем более после того,
как поступила с ним мама, что он имел полное право на новые
отношения, на любовь, на личное счастье. Но принять это и правда не
просто. Тут Яся даже понимала негодование и раздражение Арса,
но…
— А если это и так. Они же взрослые
люди, — с нажимом напомнила она. — Это их дело.
Но Бердников даже не дождался
окончания фразы, отрезал яростно и жёстко:
— Нет! — заявил убеждённо, без тени
сомнения: — И моё тоже. Потому что касается моей семьи.
Семьи? А не только матери. Выходит,
она не одна, не в разводе, а замужем. Скорее всего. А папа… он
наверняка в курсе. И всё равно… с ней…
Яся мотнула головой, пытаясь
избавиться от наполнявшего её смятения. Ей тоже не по себе. И что
тут сказать?! А Бердников вскинул руку, обхватил пальцами Ясин
подбородок, приподнял, опять прицельно уставился в глаза.
