Разноцветные искры хаотично метались в полутемной комнате, постепенно складываясь в картину. Блики скользили по стенам и потолку, пробегались по полу и отражались в зеркальной глади выключенной панели глобалкома. Айвен всегда отключал связь, когда занимался творчеством.
Сейчас он стоял посреди студии и рассматривал результат. Световое полотно, висевшее в воздухе, художнику не нравилось. Нет, техника, конечно, на высшем уровне – все же он Айвен Итан, известный мастер света, его выставки собирали тысячи человек на всех континентах.
Но почему в лицах людей нет жизни, почему город настолько уныл, почему эта картина – как штамп старых работ? Айвен знал ответ на этот вопрос, но боялся признать – исписался, растратил талант на модные картинки, которые так любят обыватели.
Это всего лишь тень картин, которые создавал в первые годы, когда еще не стал популярным художником, используя недорогое оборудование, в тесной каморке.
Айвен отошел подальше, снова всмотрелся в светохолст. В нем не было души, вот чего лишились последние работы.
Осталось лишь закрепить частицы света и обрамить энергобагетом. Нет, не сегодня, сказал себе Айвен, и движением руки разрушил свое создание. Искры разлетелись по студии и погасли, медленно оседая на пол.
Отключил светогенератор, и комната погрузилась во тьму. Зажегся верхний свет.
Иногда Айвену казалось, что в нем живет еще один человек. Иной раз чужие образы всплывали в сознании по ночам, и он видел странные сны. В юности такое случалось часто, с годами все реже и реже, потом прекратилось. Снилось, будто бродит по разрушенному городу, руины которого чадили дымом. В некоторых снах боролся с богами – почему-то это всегда были древние индуистские боги. В других работал программистом, корпел над сложной программой за старинным компьютером. И каждый раз эти видения обрывались – приходил кто-то третий и заставлял видеть обычные сны, в которых Айвен бывал на светских приемах, на выставках, пил вино из высокого бокала и общался с другими художниками.
Не знал, откуда все это приходило – войны завершились две тысячи лет назад, люди уже и забыли, какой была Земля во младенчестве. Наступила Эра благоденствия.
Один сон и подтолкнул к созданию первых картин, до сих пор считавшихся непревзойденными. А затем в Айвене что-то сломалось, сны изменились, и он превратился в модного художника. За следующие двадцать лет его имя стало известно во всем мире, но лишь теперь понимал – это не главное.
Надеялся написать картину к выставке в Калькутте, создать шедевр, но это уже не было творчеством. Как и все его полотна на протяжении двадцати лет. В следующие пару недель набросал еще два городских пейзажа – техника, как всегда, на уровне, и композиция, а вот внутреннего света в них не осталось. Но людям такое нравилось – это же сам Айвен Итан. А художнику оставалось лишь смириться с этим.
***
В Калькутту прилетел за день до выставки. Проследил, как выставлены работы в одном из залов Индийского музея, и пошел прогуляться по древнему городу.
Калькутта была разрушена, как и многие другие города Земли, выжжена огнем последней войны. Никто не знает, сколько лет длился период Опустошения. Но наступила Эра Благоденствия. Люди восстановили города, создав точные копии по сохранившимся записям.
В юности в своих ночных грезах Айвен видел эти города в неприглядном свете – обгоревшие костяки зданий, клубы черного дыма, застилавшие небо. Часть этих видений перенес на свои ранние полотна, которые тогда всколыхнули общество – никто до него не касался этой темы.
Айвен не спеша прошелся по мосту Ховрах. Это место тоже снилось, но тогда все было иначе – всюду грязь, у моста находился многолюдный базар, огромные толпы бедно одетых индусов, река медленно несла мутные зеленые воды в Бенгальский залив. По мосту двигалась вереница желтых автомобилей, над городом стояла зловонная дымка.
