Осень две тысячи пятого года яркой модницей прошлась по улицам
Санкт-Петербурга, тормоша небольшим ветерком шуршащую, разноцветную
листву в парках и скверах. Подарив горожанам продолжительное бабье
лето, она словно заигрывало с прохожими, то обсыпая их разноцветной
листвой, то играючи стреляя в них солнечными лучами, предлагая
улыбнуться последним тёплым дням. Но мягкая красота осени быстро
пролетела, уступив место холодной промозглой погоде конца
октября.
После беспокойного отпуска на Черноморском побережье Марта
погрузилась в рабочую круговерть. За отпуск она поняла, что совсем
не умеет отдыхать так, как принято у многих нормальных людей.
– Если я люблю активный отдых, значит, что я ненормальная? В
конце концов, для меня лучшим отдыхом стало бы посещение музеев в
родном Питере. Сто лет нигде не была. Лучше бы мы съездили в
Финляндию к Насте и Мартину. Стыдно, но я так и не была у них в
гостях. А лежать на камушках или тёплом песочке и таять на
раскалённом солнце, это не моё. Всё, долг Асе я отдала, свозила её
на море, теперь больше в эту жару меня никто и никогда не
затащит.
– Ну, что бездельничаете? – в кабинет Марты вошёл Пётр Кузьмич
Мезенцев.
– Мы себе работу всегда найдём, товарищ полковник, – ответила
Марта, – если не мы, так она нас.
– Как Ася? Учится?
– Да, Пётр Кузьмич. Влилась в студенческую тусовку, теперь мы
почти не видимся.
– Плохо. А как у них с Иваном дела?
– Даже не знаю. У Вани спросить неудобно. Аська молчит, как
партизан. Но, что-то, видно у них пошло не так.
– Да что там не так! Оба повзрослели. Ася поменяла обстановку,
так сказать среду обитания. Теперь у неё поклонников наверняка выше
крыши. Да и Ванька, как стал нашим штатным сотрудником,
посерьёзнел. Но если что узнаешь, сообщи мне. А то бабка
переживает.
– Скажите тоже. Какая Нелли Михайловна бабка. Женщина в расцвете
сил. Конечно, если что выпытаю у Аси, сразу расскажу. Кстати, как
Нелли Михайловна себя чувствует?
– Нелли Михайловна как всегда. Всего понемножку. Возраст.
Переживает. Ася к нам совсем перестала приходить. Да и ты, лишний
раз не позвонишь ей. Понимаю, понимаю. Молодость, не до
стариков.
Марта любила и переживала за жену начальника, которая смогла
стать любимой бабушкой для её дочери, а ей мудрой советчицей.
– Обещаю, исправлюсь, – Марта чмокнула полковника в щёку, –
только вы не за этим пришли? Что-то случилось? – спросила
Марта.
– Случилось. Ещё летом. А теперь это дело передали нам. Тут
Марта такая история. Первого июня на улице Писарева была найдена
мёртвая девушка.
– Удивили, только мы-то при чём? – усмехнулась
Марта.
– Не спеши. Не простая девушка, как понимаешь.
– Чья-то дочь?
– Естественно, чья-то дочь, но дело даже не в этом. Девушка
мёртвая, но без видимых признаков насильственной смерти.
– То есть…
– Вот то и есть. Что труп есть, а убийства, как такового
нет.
– Так не бывает. Она же от чего-то умерла?
– От истощения и обезвоживания.
– Анорексия? Такого в моей практике ещё не было.
– Ну, в моей практике и не такое было. Но по факту…Анорексия это
или нет, но нашли её в крайней степени истощения и
обезвоживания.
– Что за зверство? И почему летом случилось, а только сейчас нам
передали?
– Почему, почему? Сама что ли не понимаешь? В районе крутили это
дело, да, в общем, не накрутили ничего. Пока они мурыжились,
второго августа в заказнике «Сестрорецкий разлив» был обнаружен ещё
один труп, и как понимаешь с теми же признаками анорексии, но с
небольшим добавлением. Улавливаешь?
– Пока нет. Причём мы, эти жертвы и область? И какая связь с
трупом в сквере и в разливе? Их что-то связывает? И что за
добавление?
– Связь есть. Есть связь Марта, есть. Дело в том, что в руках у
первой жертвы имелись ноты. Нотные листочки из альбома. И у второй
жертвы тоже оказались ноты. Понимаешь, чем пахнет? Единственно, она
умерла не от голода, а от инъекции инсулина.
