Лето в этом году выдалось
засушливое, дождей не было уже месяц. Зеленая трава пожухла, и ее
давно на сено покосили. Некогда синее небо выцвело, став
пыльно-серым. И ни одного облачка который день. Только палящие лучи
и жара — в тени градусов сорок. А на солнце и того больше. Зато
пшеницы уродилось на удивление много.
Разделенные лесопосадками квадраты
полей уходили за горизонт, словно золотое море. Скоро начнется
страда. Комбайны будут гудеть и днем и ночью, пока весь урожай не
будет собран. Тогда и дождик можно позвать. А до тех пор никак.
Иначе колхоз останется без денег.
Вероника — Никулечка, как иногда
ласково называла ее бабушка, — легко крутила педали велосипеда,
крепко держась за руль и ловко объезжая ухабы на разбитой
грузовиками проселочной дороге. Скрипело несмазанное колесо, а
разболтавшееся крыло гремело, стоило налететь на камень или
кочку.
Навстречу с ревом, поднимая тучи
пыли, несся грузовик. Ника свернула на обочину, остановилась и
приставила руку к глазам, чтобы рассмотреть водителя.
— Привет, дядя Витя! — закричала она
и помахала мужчине.
Машина резко затормозила, и из
кабины выглянул дядька в кепке и в клетчатой рубашке с закатанными
до локтя рукавами. На его обветренном загорелом лице появилась
широкая улыбка.
— Привет, Никуська. Опять в
район?
— Ага. — Ника улыбнулась. — А вы
оттуда?
— Точно. — Мужчина утер рукавом пыль
с потного лица. — Что вчера не сказала? Я бы тебя свозил туда и
обратно, а так по самой жаре пилить придется.
— Ничего, я привычная.
— Тогда бывай. — Водитель махнул
рукой и надавил на газ. — Передавай привет бабе Наде.
— Обязательно передам. — Она еще раз
улыбнулась и помахала на прощанье отъезжающему грузовику.
Выждав, пока осядет пыль, Ника
выкатила велосипед на дорогу, ловко оттолкнулась от земли и поехала
дальше.
Чтобы не ощущать жары, шепнула
слово. Воздух вокруг стал заметно прохладнее. Простенькое погодное
заклинание, правда, обновлять его надо снова и снова. Зато колдун
из соседней деревни не узнает, что она опять балуется с силой, и не
устроит бабушке разнос за то, что та не может держать в узде
молоденькую ведьму.
— Выдаст нас всех твоя Ника. Житья
от военных потом не будет. Прознают о нашей силе, почитай, конец
свободе, — возмущался дед Иван, когда Ника на спор с соседскими
мальчишками наловила на реке больше всех рыбы. Пацанам было
невдомек, что караси и красноперки, зачарованные колдовством, сами
набрасывались на крючок, отсюда и невиданный улов. А вот колдун
почувствовал. Ох и досталось им с бабушкой тогда!
Надежда Васильевна выслушала,
пообещала принять меры. Даже хворостину выломала, а когда закрыла
за дедом калитку и вернулась в дом, вместо обещанной порки посадила
Нику за книжки.
Да не за простые школьные, а за
тайные, колдовские, передаваемые из поколения в поколение — ведь в
их роду постоянно рождались ведьмаки и ведьмы. А поломанную веточку
воткнула в палисадник и велела девочке прорастить ее. Следующей
весной на веточке распустились пышные цветы сирени. Нике тогда было
восемь. С тех пор Иван Кондратьевич ни разу не поймал ее на
нарушении негласных правил, принятых среди тех, кто наделен силой.
Колдун, конечно, подозревал, что его дурачат, но признавал, что
бабушка хорошо обучила молодую ведьму.
В район Ника приехала в двенадцать
часов. Приковала велосипед к тоненькой березке и проскочила на
почту впереди женщины, которая хотела было закрыть контору на
перерыв.
— Я быстро. Мне только узнать, нет
ли писем, — извинилась Ника, устремляясь к заветному окошку.
— Девушка, мы уже закрыты! —
возмутилась женщина. Но сильно шуметь не стала. Заперла дверь,
чтобы больше никто не прорвался, и пошла в подсобку. Ника видела,
как она ставит чайник и разворачивает принесенные из дома
пирожки.
