....
Такая девушка, была подобна рубину
– камню всепоглощающей любви и страсти, как и лучшие куртизанки
французских королей. Подобна вихрю. Независимому, сильному,
страстному урагану, который не подчиняется никому. Кроме себя,
единственного. Поток энергии, который способен разбить тебя на
атомы, и вновь возродиться. Она и страстная, и ласковая, и
пугливая, и настырная. Однозначный рубин.
....
Длинные, черные волосы нежно касались
лица девушки. Холодный ветер подхватывал отдельные пряди и игриво
играл с ними, словно пытаясь отвлечь от тяжелых дум владелицу столь
прекрасного чуда. В эту непривычную для Парижа погоду,, красавицу
угораздило красавицу очутиться в одиночестве на
прекрасномпрекрасном французском мосту, сильно смахивающем на
произведениие архитектурного искусства.
Будучи вдали от всех тех, кого она
любила и о ком скучала, девушка смотрела сейчас на темные воды Сены
и думала. “А как, это – умирать? Больно Жутко ли, когда холодные,
грязные воды чужого города смыкаются над твоием телеом,
обволакивают и утягивают куда-то вниз? В безысходность или в
безмятежность… ”
Она не хотела допускать ни единой
мысли о том, что ей может быть больно. Больнее, чем сейчас, уже не
может быть. Боль…Что такое боль? Знала ли она это, в свои лишь
недавно исполнившиеся восемнадцать лет?
Хорошо хоть полицейских не было, как
и случайных прохожих. Удачное время, чтобы умереть. Перебравшись
через перила, девушка застыла. Курточка распахнулась, открывая ее
тело, обтянутое лишь тонкой футболкой, холодным порывам ветра. Она
невольно поёжилась. Выбрала ведь срединутакую высоту, чтобы повыше
было падать. И чего тогда было не пойти на ЭйфелевуюЭйфелеву
башню? С нее, если прыгнуть, точно в мягкое пятно
превратишься…А тут..… Казалось, что до столкновения с водой ее
разделяло не более двух метров. Волны Сены, тем временем,
гипнотически действовали на девушку, манили ее и завораживали.
Сделав глубокий вдох, она мысленно со
всеми еще раз попрощалась. Рядом кто-то заговорил, при чем на очень
ломаном французском:
- Простите меня. Я приехала из
Украины, из Киева. Не знаю нормально язык. Может, вы согласитесь
поговорить на английском? Я не сделаю вам ничего плохого.
Голос незнакомки звучал мягко и
заботливо, точно ей было не все -равно. Так с ней в детстве
говорила Лисичка, и Аннушка, иногда – и Сонька. Ее подружки. Такие
милые и верные мушкетерши. Именно они, были с ней рядом всю ее
сознательную жизнь. Смогут ли простить они ее после сегодняшнего
поступка?
- Можно и на русском, - еле слышно
выдавила из себя она, добавляя: – Можно и на украинском. Я тоже из
Киева.
- Хорошо, - сквозившее облегчение в
голосе девушки, ставшей невольной свидетельницей происходящего,
заставило улыбнуться ту, что уже прощалась с жизнью. – Я понимаю,
что прозвучит пафоснобанально, но, может, вы хотите поговорить об
этом?
Действительно затасканная фраза. Ее
говорят всегда, когда хотят отговорить от смерти. В данном,
конкретном случае девушка была самоубийцей, а незнакомка выступала
в роли спасителя.
Какая блажь, какой пафос!
И чего было тянуть с прыжком? Больше
смелости, еще один шаг – и она свободна. От гнева отца и от его
недоверия, от козней мачехи, от урода, который ее сломал, от
ребенка, что возможно уже зародился в ее чреве, от ответственности
за болезнь деда, от разочарования подруг. За все, что сжигало ее
душу изнутри, точно лава, сметает сметая и уничтожаетя все на своем
пути.
- О чем? – саркастично, буркнула она.
– О мосте?
Ее голос звучал странно. Хрипловато и
воодушевленно. Не желая оборачиваться, девушка смотрела на небо,
случайных чаек, пролетающих рядом, и на воду.
- Давайте, если так вам будет легче.,
– предложение собеседницы отвлекали. Она Девушка уже смирилась со
всем тем, что произошло.
