– Несите серп.
Мужчина, настолько крепкий и
коренастый, словно бабка его согрешила с горняком по молодости,
устало бросил двоим помощникам, и те торопливо бросились исполнять
приказание. Сам он принялся ручными мехами раздувать горевшую в
подземелье жаровню.
– Ты зря упрямишься, Тиль. У меня
осталось еще много способов развязать тебе язык, включая его
отрезание. И не только его, – палач гнусно хохотнул и посмотрел на
пленника злым ненавидящим взглядом.
К стоявшему перед ним широкому
деревянному столу, больше напоминавшему дыбу, был привязан другой
мужчина. В отличие от своего мучителя, он был высок и худощав.
Впрочем, худоба его была не врожденным тщедушием, а следствием
нескольких месяцев, проведенных в застенках. Сейчас он выглядел
сухим и изможденным, хотя ширина плеч и жилистые руки выдавали в
нем сильного воина.
Все еще сильного.
Он был прибит к прокрустову ложу
тяжелыми оковами, на шее красовалась блестящая, несмотря на
покрывавшую ее спекшуюся кровь и копоть пыточных огней, толстая
цепь из орихалка – колдовского металла, способного скрутить даже
очень сильную магию. И мага, ею обладающего…
Пленник сжал зубы и в очередной раз
молча отвернулся.
– Ну, смотри, как хочешь. Начну я,
пожалуй, не с языка. Вдруг ты еще одумаешься и начнешь
говорить.
В этот момент вернулись помощники
палача. У одного из них в руках был небольшой нож и хищно изогнутым
острием, похожий на серп. Тот, которого назвали Тиль, бросил на
орудие быстрый взгляд, и на миг в глазах его мелькнул ужас. Он
сглотнул, крепче сжал зубы, закрыл глаза… И в очередной раз
попытался докричаться до своей магии. Но источник был глух к его
мольбам. А вернее, оглушен колдовской цепью.
Палач кивнул подручным:
– Снимите с него лохмотья.
Те только брезгливо
переглянулись:
– Рагнар, так он же и так почти что
голый, – один из помощников, крысиной внешности молодчик с
бегающими глазками, попытался отбрехаться от задания.
– Портки с него снимите, говорю! –
Рагнар прорычал так грозно, что подручные не стали больше
препираться, бросившись исполнять приказание. А сам палач принялся
прокаливать на огне изогнутое лезвие.
Тиль попытался сопротивляться, когда
двое разбойников стаскивали с него последнюю одежду, но условия
были не равны. Они просто разодрали его полуистлевшие штаны на две
части, с гадливостью отшвырнув ставшие ненужными тряпки в дальний
угол. Узник остался полностью обнаженным. И даже сейчас,
истощенное, изуродованное побоями и пытками, его тело все еще было
красивым.
И Рагнар не мог этого не видеть – и
не завидовать:
– Да, ты красавчик, я погляжу, – он
процедил сквозь зубы и сплюнул. – Особенно хер у тебя хорош.
Добротный такой болт. Много баб перетрахал? Или ты из этих… как вас
там?.. Адептов истинной любви? Одна-единственная баба на всю жизнь
и ни-ни на сторону посмотреть?
Крепыш снова с отвращением сплюнул,
вытащил раскаленный докрасна серп из огня и приблизился к пленнику.
Тиль рванулся из последних сил, не сводя взгляда с орудия пытки, но
цепи держали крепко. Его член, действительно настоящая гордость
своего владельца, сейчас жалко скукожился от страха, тщетно пытаясь
спрятаться от жестоких рук палача.
– Ну, теперь ты на баб разве что
только смотреть и сможешь. Попрощайся со своим поскребышем, больше
вы не увидитесь. В коробочке будешь его хранить – на недолгую
память, – мучитель хохотнул, протянул руку в грубой кожаной
перчатке к опавшим чреслам узника, а второй занес серп для быстрого
точного удара.
– Эй, Рагнар! – женский голос,
грудной и глубокий, прозвучал под сводами пыточной так неуместно,
что Рагнар вздрогнул и отвел руку с серпом:
