1 глава. Это не мой муж!
Ника
Это не мой муж. Объятия незнакомца будоражат и страшат одновременно. Так бывает на первом свидании, когда едва знакомый мужчина притягивает и вместе с тем пугает. Легкое возбуждение, дрожь и головокружение. Смеешься невпопад, слушаешь его, но больше прислушиваешься к себе. Он тот самый или нет?
Голос может обмануть. Запах может обмануть. Прикосновения – никогда. Чёртова тактильность! Мне ли не знать о ней всё? Мне, всю жизнь живущей на ощупь, как слепая?
Хотя почему как? Зрение есть. Но не такое, как у всех. Я не различаю лица. Прозопагнозия, лицевая слепота – мое проклятие. Живу словно в маске. Или на всех окружающих маски. Иногда гротескные, иногда веселые. Это нескончаемый венецианский карнавал. Только удовольствия я от него не получаю.
Маска этого мужчины мне незнакома. Хотя он пытается изображать моего мужа. Ложь. От начала и до конца. Его руки выдают его. Его дыхание. Что же мне делать? Ведь никто не поверит. И главное: зачем ему это? Где же мой муж? Родной, до дрожи знакомый, до теплоты свой. Мой Родион.
– Ты еще не выздоровела, – шепчет незнакомец. – Понимаю. Нужно время. Но я так скучаю по тебе, Ника! По той моей Нике. Чёртова авария! Будь она проклята!
Он поворачивается спиной, поудобнее устраиваясь на подушке. Наконец-то! Каждое его прикосновение – пытка.
– Доктор предупреждал, что так будет, – шепчет он засыпая.
Внезапно чувствую укол вины. Может, и вправду это я виновата? И до аварии мне было сложно. Но только не с ним. В моей жизни было только три человека, с которыми было легко всегда. И чьи лица я пусть и не видела, но более-менее хоть как-то могла себе представить. Мама, Юра и Родя. Он всегда ненавидел, когда я его так называла.
– Не Родя, а Род, – поправлял он меня, недовольно морщась.
За Рода я и вышла замуж. Может, это кара за Юрку? Хотя я ведь его не обманывала никогда. Сама всё честно рассказала.
Как мне нужна сейчас мама! Поговорить, посоветоваться, просто прижаться к ней. Но ее нет уже почти пятнадцать лет. А Юрка… у него своя жизнь. И это справедливо.
Поворачиваюсь к мужу. Он размеренно дышит, слегка посапывая. Ну не может же он даже во сне притворяться! Род всегда так же сопел. Хотя не знаю, как сопят и дышат во сне другие мужчины. Разве что Юра. Но он так тихо спит, что я всегда пугалась и даже проверяла: а дышит ли он вообще?
Протягиваю руку, чтобы легонько погладить спину мужа. Я часто так делаю. Прикоснусь к нему и засыпаю, ощущая его тепло на кончиках пальцев. Но рука замирает в воздухе. Нет, не хочу будить. Не хочу, чтобы проснулся чужой человек и снова испугал меня фальшивым участием.
Или не фальшивым? А что если это, действительно, последствия аварии? Врач предупредил, что с моей болезнью невозможно знать, как всё обернется. Невозможно просчитать последствия травмы, когда у человека такие проблемы с восприятием окружающих.
Для меня все лица выглядят размыто. Словно на картину вылили ведро воды и краска потекла. Я никогда не увижу Мону Лизу Леонардо. Не знаю, насколько красива сама. Вижу в зеркале только бледное пятно вместо своего лица. Хорошо хоть волосы свои различаю. Так можно хотя бы примерно понять, каковы очертания лица. Но как же это тяжело всю жизнь делать прическу собственной мертвой маске.
Улыбаясь или хмурясь, я иногда дотрагиваюсь до своего лица, пытаясь представить себе, как выгляжу в этот момент. В детстве делала это постоянно и родители всё время мягко одергивали меня, перехватывали мои руки и заставляли опустить их вниз.
Родион что-то пробормотал во сне. Я прислушалась. Слов не разобрать. Но он явно с кем-то спорит. Сердце заметалось в груди. Нет, это он, мой Родя! Он всю жизнь разговаривает во сне. И я всегда над этим потешалась. Бывало, наливаю ему утром кофе и загадочно произношу:
