Глава первая
Виктор, глава преступной группировки «Цитадель», на вид – лет сорок с небольшим, но в его облике читалась тяжесть прожитых не по годам лет. Его внешность была тщательно сконструированным образом власти и контроля.
Ростом – сто девяносто сантиметров, весом – девяносто килограмм, с широкими плечами и прямой, почти военной выправкой. Движения его были экономичны и точны, в них не было ни намёка на суету. Когда он входил в комнату, она будто наполнялась свинцовой тяжестью его присутствия. Он не занимал пространство – он владел им.
Лицо – угловатое, с резкими, чёткими линиями скул и твёрдым, почти каменным подбородком. Кожа – бледноватая, как у человека, больше привыкшего к искусственному свету кабинетов, чем к солнцу.
Глаза – его самая поразительная и пугающая черта. Холодного, серо-стального цвета. В них редко можно было уловить эмоцию. Он смотрел на людей не как на личности, а как на объекты, оценивая их стоимость, слабости и потенциальную угрозу. Но иногда, в моменты крайней усталости или когда он думал, что на него не смотрят, в его взгляде проступала глубокая, вековая усталость – взгляд человека, который нёс неподъёмный груз слишком долго.
Голос – низкий, бархатный баритон, который он почти никогда не повышал. Говорил медленно, взвешивая каждое слово. Его тихая, спокойная речь заставляла людей замирать и вслушиваться, и от этого она звучала в десять раз громче любого крика. Этот голос мог отдавать смертельные приказы и шептать слова любви с одинаковой, гипнотической убедительностью.
Руки – ухоженные, с идеально подстриженными ногтями. Но если присмотреться, на костяшках пальцев левой руки виднелись старые, почти сгладившиеся шрамы – немые свидетели его не всегда «чистого» пути наверх.
Одевался безупречно и дорого, но сдержанно. Тёмные костюмы итальянского кроя, дорогие свитера, пальто из чистой шерсти. Никаких кричащих логотипов или золотых цепей. Его роскошь – в качестве ткани и идеальной посадке. Это не была показная броскость нувориша, это был атрибут власти человека, которому не нужно ничего доказывать.
Дождь застилал город плотной пеленой, превращая огни ночных огней в размытые акварельные пятна. «Rolls-Royce Cullinan» Виктора бесшумно скользил по мокрому асфальту, отгороженный от хаоса звуконепроницаемым салоном. Он молча смотрел в окно, пальцами механически перебирая гладкие бусины нефритовых чёток. Сегодняшний разговор с «Шахтёром» был неприятен, и тяжёлый осадок требовал сменить обстановку. Не клуб, не ресторан. Что-то другое.
– Останови здесь, – его низкий голос прозвучал неожиданно громко в тишине салона.
Водитель, человек с каменным лицом, без комментариев припарковался у тротуара. За стеклом, залитая тёплым светом, как аквариум, была маленькая, независимая кофейня «У Бродяги». Место, куда он бы никогда не зашёл. Слишком богемно, слишком пахло «чужой территорией». Именно это ему сейчас и было нужно.
Звонок колокольчика над дверью прорезал уютный гул голосов. На него окинули беглым, любопытным взглядом – и тут же отвели глаза, инстинктивно почувствовав чужеродность. Он был хищником, зашедшим в кроличью нору.
Он заказал эспрессо, заняв столик в дальнем углу, спиной к стене, привычно сканируя пространство. Его взгляд скользнул по стеллажам с книгами, по паре, оживлённо спорящей о живописи, и остановился на ней.
Она сидела у окна, уткнувшись в толстую потрёпанную книгу в кожаном переплёте. В её позе была какая-то удивительная сосредоточенность, будто шум и дождь за окном для неё не существовали. Простая кофейная чашка казалась в её руках частью какого-то ритуала. Она не была ослепительно красива. Нет. В ней была… ясность. Чистота линий, открытое, задумчивое лицо, на которое падал свет лампы, выхватывая из полумрака прядь тёмных волос и длинные ресницы.
