Лера с трудом разлепила глаза и не
сразу поняла, где находится. Бледный потолок, стены, аккуратно
выкрашенные в бежевый цвет, специфический запах медикаментов.
Больничная палата… Приподнялась на локтях и застонала от боли,
пронзившей низ живота. В голове стоял туман, но память быстро
вернулась.
Болезненные схватки. Клиника.
Родительное кресло. Много крови. Укол в вену. А дальше… Дальше
память обрывалась, но интуиция подсказывала: что-то случилось.
– Где мой ребенок? – хотела
закричать, но из пересохших губ вырвался лишь тихий стон.
Завертела головой, пытаясь понять,
где малыш, но палата оказалась пустой. И вокруг стояла тишина.
Такая мертвенная, пугающая, будто осязаемая… Странно.
Что-то здесь не
так!
– Кто-нибудь слышит? – хрипло
прокричала, собрав остатки сил. Никто не отзывался. – Эй! Вы меня
слышите?!
Пронзительный крик превратился в
истерический вопль. Должен же кто-то отреагировать, черт возьми! В
конце концов, это клиника, а не морг! Кто-нибудь рано или поздно
пройдет по коридору!
Все тело словно судорогой свело,
невозможно было пошевелиться. Где ребенок? Где этот маленький
комочек, это солнышко, эта радость, которую она так долго ждала?
Вопрос так и скручивал душу, выворачивал наизнанку, царапал ее
ржавым гвоздем.
Услышала вдалеке чьи-то шаги и вновь
закричала:
– Эй! Подойдите, пожалуйста!
Шаги приближались. Кажется, ее
наконец-то услышали! Сердце забилось сильнее, появилась надежда,
что все не так плохо, что она вот-вот увидит своего ребенка и
успокоится.
– Тише!
В палату вошла медсестра приятной
внешности, светловолосая, длинноногая, улыбчивая. Только улыбка эта
была словно приклеенная, ненатуральная. Кажется, она эту девушку
уже где-то видела… Сколько времени прошло? Сутки? Двое? Ничего не
помнит…
– Где мой сын? – задала ей вопрос в
лоб.
Выражение лица медсестры не
изменилось.
– Успокойтесь. Вам надо
полежать.
– Нет! Можете объяснить, что
происходит?
– Фамилию свою назовите, –
равнодушно бросила она и принялась лениво рассматривать свои ногти,
пока Лера судорожно вспоминала. Организм был измучен, голова
гудела, и трудно было собрать мысли в кучу.
– Фролова, – выдавила с трудом. А
потом уже более уверенно: – Фролова Валерия.
– Валерия Викторовна Фролова?! –
Девушка моментально изменилась в лице. Тоненькие брови на миг
поползли вверх, рот приоткрылся, а сама она напряглась, как струна.
Смотрела на нее и хмурилась, словно что-то припоминая. –
Фролова…
– Да, да! – подтвердила, не понимая,
почему медсестра так удивилась. В затуманенном сознании появлялись
лишь какие-то обрывки воспоминаний: вот приходит в себя и просит
показать малыша, а врач отвечает, что сын под наблюдением… А потом
снова пелена. Сколько же времени прошло? Час? Полдня? Сутки?
Расспросы продолжались:
– А отца ребенка зовут Фролов Илья
Михайлович, правильно?
– Ну да… Это мой муж.
Лицо девицы вытянулось, а рот
открылся еще шире.
– Не может быть! Вы что-то напутали,
девушка. Фроловы полчаса назад забрали новорожденного…
– Что-о?!
В груди так больно стало, что дышать
не смогла.
– Что вы говорите? Как это –
забрали? Что за бред? Принесите мне сына!
– Не кричите, и так голова
раскалывается, – устало поморщилась медсестра и надула пухлые
губки. – Я говорю то, что знаю. Валерия Викторовна Фролова
выписалась через сутки после родов. И вместе с мужем забрала
ребенка.
– Ничего не понимаю… – На миг Лере
показалось, что она не в роддоме, а в психушке, потому что
эта особа несла откровенную ерунду. Она – это не она, Илья – не
муж, ребенка забрали… Может, что-то неправильно поняла?
Но еще минуту назад делано
улыбавшаяся медсестра сейчас смотрела так, что сомнений не
оставалось: все именно так, как она говорит.
