... Интересно было бы
поглядеть на то,
что от меня
останется,
когда меня не
останется.
Льюис Кэрролл "Алиса в Стране
Чудес"
Умереть сегодня -
страшно,
а когда-нибудь -
ничего.
Владимир Даль
"На тридцатом году ушла из жизни
молодая, красивая, талантливая женщина, Быстрова Варвара
Михайловна. Это невосполнимая утрата для родных и близких..."
Нет. Не так. На тридцатом - это
перебор, мне только-только двадцать девять, и лишний год прибавлять
к своему возрасту не хочется. Всё-таки "двадцать девять"
психологически приятнее, как сказала бы моя подруга Сашка. Это
верный маркетинговый ход: уменьшать левую цифру в записи числа на
одну единицу. Так что традиция упоминать в некрологе текущий год
жизни мне не подходит. Я и к числу 29 ещё не привыкла. Мне всего
три дня как 29. Так, Быстрова, не отвлекайся...
Стоп! Какая Быстрова? Чёрт! Если я
умру сегодня, то уйду из этой жизни под фамилией мужа, из-за измены
которого я и планирую из неё уйти, став той самой "невосполнимой
утратой". Но не могу же я за один день развестись и вернуть себе
девичью фамилию Дымова, которую и надо будет, справедливости ради,
выгравировать на памятнике.
Полный стоп! Или бывает только
"полный вперед"? Памятник. Мне же обязательно поставят памятник,
который мне не понравится. Совсем. Я уверена. Потому что выбирать
его, оплачивать изготовление и установку будет ОН. Мой муж, который
два дня назад, именно в мой день рождения...
Нет!!! ОН мне памятник выбирать не
будет! Пусть Сашка и Лерка сделают. Как же, сделают - перессорятся,
пока выберут. Так и буду под деревянным крестом (или что там
временно ставят) лежать и не дождусь приличного монумента. Ладно,
сама выберу, указания оставлю.
- Михаил Аронович! - громко кричу
я.
В комнате появляется мой спаситель,
утешитель, добрый друг и по совместительству сосед и сообщник.
Высокий, худощавый, но крепкий старик, Паперный Михаил
Аронович.
- Ну что, Варенька? Что с моим
заданием? Будете некролог писать или нет?
- Буду. Но тут трудности кое-какие.
Мне, видимо, надо распоряжения и разъяснения дать, иначе черте что
будет, а не похороны. Совет ваш нужен...
Я откинула клетчатый плед, неловко
слезла с дивана и поплелась к огромному антикварному письменному
столу, волоча за собой прицепившийся плед.
Сколько себя помню, всегда мечтала
сесть за этот стол в стиле ампир. "Ампир" в переводе с французского
"империя": пафос и надменность, театральность и утонченность.
Роскошный стол, аристократичный, мощный. Стол-император.
Прекрасный, как породистый герой исторического романа, недоступный,
как дворянин для простолюдинки.
- Правда? Можно? - робко, нежно
погладила ладонью красно-коричневую лакированную поверхность. Не
только писать за таким столом, но и просто сидеть за этим музейным
экспонатом - настоящее счастье и одновременно... кощунство
какое-то. Для этого должно быть какое-то высочайшее разрешение,
что-то вроде императорского указа.
- Можно только в том случае, если
действительно писать будете.
Михаил Аронович похлопал по дивану,
приглашая меня вернуться и сесть рядом. На монументальный,
помпезный диван с шикарными золотыми ножками в виде грифонов. Взмах
крыльев ушел в подлокотники, а стройные, но мощные лапы упираются в
старый, нет, старинный паркет, который пропитан историей и вкусно
пахнущим паркетным лаком. Его раз в месяц приходит втирать и
натирать приемный сын Михаила Ароновича, забавный дядя Георгоша,
как я его называю.
Я предыдущие двадцать пять лет на
этот диван, этот стол и вообще весь кабинет доброго доктора
издалека смотрела, из гостиной. Ни разу до позапозавчерашнего дня
не только посидеть на этой мебели - рукой потрогать не мечтала. А
сегодня спать на нем буду уже третью ночь подряд, если сил уйти не
хватит.
