Мир рушился не в огне апокалипсиса, не под грохот армий и рев драконов, а в тишине. Той самой больничной, стерильной тишине, что въедается под кожу и пахнет безнадежностью и хлоркой.
Больница Святого Мунго для магических недугов и травм всегда была местом шумным, наполненным стонами, криками, шипением зелий и треском заклинаний. Теперь же главный корпус напоминал склеп. Пациенты – а их число росло с каждым днем – не кричали. Они молчали. Лежали на своих белоснежных койках, глядя в потолок невидящими, стеклянными глазами, и их магия, подобно крови из невидимой раны, медленно, капля за каплей, вытекала из них, оставляя лишь пустые, выпотрошенные оболочки.
Целители назвали это «Синдромом энтропии души», красивым и пустым термином для того, чему у них не было объяснения. Диагностические чары бились о пациентов, как мотыльки о стекло, не находя ни проклятий, ни сглазов, ни ментального вмешательства. Люди просто… угасали. Их воспоминания становились хрупкими, как старый пергамент, рассыпаясь в пыль от малейшего прикосновения. Их магические ядра съеживались, превращаясь в тусклые, мертвые угольки.
Именно поэтому сюда вызвали его.
Старший аврор Гарри Поттер стоял посреди палаты, заложив руки за спину. Воздух был тяжелым, спертым, пропитанным запахом озона – побочным эффектом десятков провалившихся диагностических заклятий. Семнадцать лет службы в Аврорате стерли с его лица последние следы мальчишеской угловатости, оставив после себя жесткую маску профессиональной усталости. Он видел смерть – быструю, яростную, кровавую, – но это, это медленное истаивание души, вымывание самой сути человека, было омерзительнее любой бойни.
– Никаких зацепок, – произнес главный целитель Сметвик, седой старик с пергаментной кожей и дрожащими руками. – Мы пробовали все. Легилименция показывает лишь… белый шум. Туман. Словно разум просто стерт. Но самое страшное не это.
Сметвик подвел Гарри к койке, на которой лежала молодая ведьма, чье лицо было абсолютно лишено выражения. Она что-то шептала. Гарри наклонился, прислушиваясь.
– …Халдея падает… – бормотали ее губы. – …Алый Король ждет у седьмых врат… …он видел лицо Короля в желтом… …черные звезды восходят…
Гарри выпрямился, его лицо окаменело.
– Она говорит это уже третий час, – прошептал Сметвик. – Остальные – то же самое. Бессвязный бред, обрывки фраз на языках, которых не существует. Один из них, бывший сотрудник Отдела Тайн, перед тем как окончательно угаснуть, нацарапал на стене символ – щит с крестом внутри. А потом начал биться головой о стену, повторяя одно и то же слово: «Слуга, Слуга, Слуга…».
Гарри молчал. Этот бред не был бессвязным. За последний месяц Аврорат получил десятки докладов со всего мира о странных культистских группах, которые бормотали похожие фразы. О пространственных аномалиях, которые фиксировали Невыразимцы. О людях, сходящих с ума и рисующих на стенах символы, не принадлежащие ни одной известной культуре.
Мир болел. И эта болезнь распространялась, как метастазы, поражая саму ткань реальности.
Он подошел к окну. Дождь лениво мазал по стеклу серые полосы. Там, внизу, Лондон жил своей обычной жизнью, не подозревая о раковой опухоли, что росла в его сердце. Гордыня. Вот чем была пропитана их победа. Они решили, что убив одного Темного Лорда, они победили само Зло. Но Зло было не личностью. Оно было принципом. Пустотой, которая всегда ждет, чтобы заполнить собой все.
– Что это, Поттер? – голос Сметвика был полон отчаяния. – Что происходит с нашим миром?
Гарри долго смотрел на мокрый город, на отражение своего усталого лица в стекле. Он думал о своих детях, о Джинни, о той хрупкой, выстраданной мирной жизни, которую он построил на костях прошлого. И чувствовал, как ледяные пальцы страха сжимают его сердце. Это была не война, к которой он готовился. Это была чума, против которой у них не было лекарства.
