- Подойдите сюда, Гвискар, - голос его величества не просто
холоден, а вовсе какой-то ледяной.
Эмиль никогда не был особо близок к королю, поэтому не привык ни
к чрезмерному вниманию, ни к высочайшему гневу. Кажется, сейчас
происходит что-то, очень похожее на тот самый гнев. Зачем вообще
ему сегодня велено быть на малом приёме?
Кроме Эмиля, в зале ближние разумные люди – Саваж, де ла Мотт, и
не самые разумные, вроде дю Трамбле и пары его приятелей. Но этот
последний – друг детства его величества, ему можно всё.
Наверное.
Ещё если уж что-то серьёзное творится, то из разумных не помешал
бы Анри, герцог де Монтадор и младший брат короля, но тот отбыл с
дипломатическим поручением уже три месяца как, и никто не знает,
когда вернётся. С Анри Эмиль дружил, насколько это вообще возможно
– дружить с братом короля. И сейчас тот мог бы замолвить за Эмиля
словечко, потому что и служили короне вместе, и дела делали... Но
увы.
Что случилось-то, кто разозлил его величество? Да так, что тот
почти кипит, только в неповторимой своей ледяной манере?
- Да, ваше величество, - Эмиль подошёл и поклонился.
- Скажите, Гвискар, отчего ваше имя которую неделю у всех на
слуху?
На слуху? Это вообще о чём? Эмиль с ходу не понял
совершенно.
- Даже и не представляю, ваше величество. Полагаю, не давал к
тому никаких поводов.
- Уж конечно, не давали. Если даже я – я! – то и дело слышу
какие-то невероятные известия о ваших любовных победах?
Что? Какие, к дьяволу, победы, и кого вообще это касается? Все,
кто бывает при дворе, то и дело с кем-нибудь встречаются, и не
важно, семейные они или свободные. И если что, он-то как раз
свободен!
- Только за прошлую неделю ко мне трижды обратились с просьбой
удалить вас от двора. Как вы думаете, в чём причина?
- Даже и не подозреваю, ваше величество. Наверное, я кого-то
обидел, но этот кто-то не рискует вызывать меня на дуэль.
Почему-то дуэль с некромантом – даже оружная, не магическая –
отталкивает много кого. Странно, правда?
- Если уж вы бросаете тень на репутацию дамы, то будьте готовы к
тому, что родные этой дамы вступятся и за неё и за её доброе имя, -
продолжал тем временем король.
- Клевета, ваше величество, - ответил Эмиль, не задумавшись ни
на мгновение.
Потому что ничьё доброе имя он не порочит. Ни с одной дамой не
появляется на людях, ни к кому из них не ходит открыто. А если с
кем и встречается, то это его дело. Юных девиц он своим вниманием
обходит, а замужние дамы и весёлые вдовушки – почему нет? Никто ж
не против, более того – все так живут.
И даже сам король Луи, богоданное наше величество, ничуть не
лучше прочих. Потому что не так давно даже на придворных праздниках
стал появляться не с её величеством, а с придворной дамой, супругой
того самого дю Трамбле, что стоит у стеночки и глаза свои рыбьи
таращит. И от того, что король ни во что не ставит свои супружеские
обеты, по слухам, на востоке собирается гроза – потому что родные
её величества это так не оставят. И туда же, вы бросаете тень на
репутацию!
- Отчего же клевета, неужели вы не оказывали никому никаких
знаков внимания?
- Случалось, - Эмиль не спорит, он помнит, что спорить с королём
– себе дороже.
- И что же, вам не предлагали взять в жёны девицу, которой вы
оказывали те самые знаки внимания? – продолжает допрашивать
король.
Девицу? Ну уж нет, не просто клевета, а подлая клевета.
- Если вашему величеству будет угодно пригласить сюда того
человека, что оклеветал меня, и выслушать здесь и сейчас, то мы
увидим, чего он желал на самом деле. Никто не решится солгать
вашему величеству.
И это правда, ментальная сила короля – многим на зависть. Не
обманут. Другое дело, кто и что наплёл королю?
