И с той стороны, где закат
пламенел,
Шёл путник дорогой в соседний удел,
И песню о странствиях дальних он пел…
- О судьба, сколь извилист твой путь!
И голос услышал, что дивно звенел,
Что вдаль над рекою и лесом летел,
Что звал за собою вперёд, прочь от дел…
- О, позволь мне в пути отдохнуть.
(песня бродячего менестреля)
Плясать вы не пойдёте со мной, со
мной, со мной,
И вашею не буду я женой!
(бессмертная классика)
Солнце клонилось к закату, ещё немного, и скроется за верхушками
Волчьего леса, за Воронью горку, канет в Змеиное болото. Вот-вот
туман с реки укроет замок Ривертор, а потом и луна обольёт своим
серебряным светом его башни. В последних солнечных лучах Анна
вывела золочёную иглу на изнанку и закрепила нитку. Очередная
жемчужина угнездилась на сером сукне, как будто тут всегда и
была.
Ещё пара-тройка дней, и она завершит работу, к приезду мужа из
столицы сможет надеть красивое новое платье.
«Новое платье на старый лад», — мысленно усмехнулась она.
Да-да, в основных тканях и в деталях отделки наряд повторял
другой, который она сшила себе перед помолвкой — давно, уже более
двадцати лет назад. Она тогда была юна и стройна, и в рыжих косах
не было седины, и глаза смотрели на мир радостно и восторженно. Она
шила платье к возвращению отца, а отец торопился прибыть домой к
рождению наследника…
* * *
Юная Анна никогда не задумывалась, почему у неё нет братьев. Две
старшие сестры — есть, и ей их более чем достаточно. Как принимать
гостей — так Джейн или Фрэнсис, а как зажигать свечи в коридорах —
так Анна! Да-да, Джейн умная, Фрэнсис красивая, Анна младшая.
Просто Анна, которую можно попросить ну хоть о чём. Нет, в доме
есть прислуга, всё-таки она дочь лорда, но бабушка, старая леди
Анна, в честь которой её назвали, не уставала повторять: хозяйка
должна уметь проследить за любой работой в поместье, а значит,
должна уметь выполнять её сама. Бабушке и захочешь — не возразишь,
поэтому пойдёшь и сделаешь. Может быть, и вправду в жизни
пригодится?
Шить Анна любила больше, чем заниматься хозяйством. Её даже
сёстры, бывало, просили вышить новый интересный узор или расшить
лиф и юбку блестящими бусинами. Она и свадебное платье для Джейн
вышивала, и крестильную рубашку для её новорождённой дочки. И очень
хотела уже что-то сделать для себя тоже. Но — отец был небогат.
Земли приносили очень мало дохода, замок нуждался в ремонте. И
на детей одни только расходы! Сначала нужно было выдать замуж
старших сестёр, вот их и одевали. Анна носила переделанные вещи
покойной матери либо что-то, остававшееся от старших. Разве что
сорочки у неё были собственные, украшенные самой тонкой вышивкой,
на какую были способны её искусные руки.
Отец Анны, лорд Генри, очень печалился, что у него три дочери и
ни одного сына. Очень уж хотелось ему передать земли сыну и
наследнику, а не мужу дочери, как происходило в семье последние лет
сто. Хотя сам он пришёл в семью как раз мужем прекрасной
рыжеволосой леди Элизабет, единственной дочери и наследницы своего
отца. Трёх дочерей родила она мужу, а сын умер, не прожив на белом
свете и трёх дней. Ещё двух младенцев она не доносила до срока, и
девушки-служанки шептались, что это тоже были мальчики. Девочки
выживали, мальчики — нет. И бабушка, рассказывали, всегда
многословно благодарила Господа, если рождалась девочка.
Но отец-то хотел сына!
И когда леди Элизабет после очередного выкидыша так и не встала
с постели, он в сердцах высказал ей, что от неё, мол, нет никакого
толку, она не дала ему наследника и пусть помирает, она ему больше
не нужна. Тогда леди, рассказывали, собралась с силами и вежливо,
но непреклонно сообщила лорду Генри, что, несмотря на неплохое
происхождение, он был взят в семью без гроша за душой и только
благодаря удачному браку все эти годы был не приживальщиком у более
удачливых товарищей, а хозяином замка и земель. И если он об этом
забыл, то ни к чему хорошему его это не приведёт. Сказала так и
испустила дух.