Была весна, чесались псы, дымился
мусорный бак…
Маша выскочила из автобуса, поскользнулась на вечернем ледке,
чуть не ухнула под колёса, устояла, ругнулась про себя. Потом
подумала – а ведь могла и упасть, и джинсы порвать об асфальт и об
лёд, и колготки, и как бы не колено, так что – иди-ка ты, Мари, в
магазин, и домой. И не чирикай. Жива, здорова, работа есть,
ночевать есть, где – и хорошо.
В магазин – продуктовый дискаунтер – она успела еле-еле.
Схватила булку хлеба, пачку пельменей, десяток яиц, майонез и
шоколад, без шоколада мозги совсем не работают. Молоко вроде дома
есть, корм кошкам тоже есть, да честно говоря, кроме кошачьего
корма там мало что съедобного осталось. И можно домой.
Домой, то есть в съёмную квартиру, нужно было попадать в обход
мощного частного сектора – он сохранился в этом районе чуть ли не с
начала прошлого века, его давили со всех сторон новостройки, но он
был неистребим. Среди деревяшек-развалюшек возвышались двух- и
трехэтажные домищи за высоченными заборами, построенные по каким-то
навороченным проектам, у одного из крыши даже башня торчала типа
замковой, правда, только для красоты, никто в той башне не жил –
судя по незастеклённому окну. А что, Маша не отказалась бы от
комнаты в такой башне – с горки, наверное, неплохой вид на город
открывается.
На перекрёстке двух улочек частного сектора стояла компания
мужиков – подвыпившая, а то и вовсе пьяная. Вот ведь, их бы обойти
как-нибудь подальше, а то мало ли. Маша загодя перешла на другую
сторону улицы, и правильно – вслед ей крикнули что-то вроде
«девушка, подождите, нам с вами по пути». Ну их в пень, по пути им,
видите ли. Никому с ней не по пути, тем более – вот этим, среднего
возраста, пусть обломятся.
Днём на родной улице Алябьева было ног не вытащить – потому что
весна, потому что снег, как то и заведено, тает вместе с асфальтом,
а где не тает – там тот асфальт кто-то жрёт, не иначе, какие-то
вредители-асфальтожорки, потому что прямо посреди проезжей части –
огромные дыры. А ремонтировать дороги в этом богом забытом углу
никто не соберётся, наверное, никогда. Поэтому пока тепло – то под
ногами снежная каша вперемешку с лужами и грязью. И хочется снять
зимние ботинки с шипами, и колется – как по такому в приличной
обуви ходить?
Впрочем, приличной обуви у Маши не было. Потому что по осени
развалилась, а на новую Маша пока не заработала. Вроде зимой и не
нужно было, но зима-то взяла да и кончилась! Ну ничего, побегает
пока в ботинках, а потом – достать старые кроссовки, до зарплаты
продержится. А там видно будет. Тут вскоре придётся переезжать на
новую квартиру, и неизвестно ещё, во что встанет тот переезд. И
вообще, удастся ли ей найти что-нибудь за похожую цену – потому что
нынешняя стоила совсем дёшево. Правда, была она – не дворец, как бы
вот совсем, но – всё же крыша над головой. И если бы гад Артём
заплатил за полгода, как положено, а не спустил её деньги хрен
знает куда – то и проблем бы не было. А он взять взял, а потом
сказал, что отдал за какой-то свой большой долг – мол, по работе у
него образовался, какая-то у него там была не то недостача, не то
давняя просрочка, не то ещё какая жизненная неурядица. Но дело-то
было в том, что платить за квартиру оказалось нечем, а когда Маша
попросила его решить вопрос, он по тихой слился в неизвестном
направлении, и телефон его уже три дня был недоступен.
Оно конечно, баба с возу, и кобыле, говорят, становится легче,
но – Маше легче не стало. Нет, она не тосковала по Артёму – чувства
у них если и были, то давно кончились, а последние месяца три они и
вовсе жили, как соседи, он однажды даже бабу какую-то попробовал
привести, но она обломила – вот ещё, только не хватало за чужими
бабами потом грязь грести. Однако, он до последнего делил с ней
расходы по дому, и говорил, что его всё устраивает, и что он свою
половину за квартиру ей отдаст сразу же, как ему аванс дадут, а
аванс дадут непременно двадцать пятого марта, никак иначе.
