– Ты отвратительна! – его голос гремел, как гром, срываясь на
рык.
Дождь бил по булыжникам, превращая двор замка в месиво грязи.
Холодный ветер, пропитанный запахом мокрого камня и магии, рвал на
мне тонкую ночную сорочку. Меня не пускали забрать ни плащ, ни
сапоги. Стражники стояли с отрешёнными лицами, будто унижать
кого-то, вроде меня, — обычная рутина.
Я дрожала, но не от холода.
Передо мной стоял он. Наследный принц Империи — Сэйвер. Мой муж.
Мой дракон. Мой палач. Его глаза, холодные, как лезвие меча,
сверкали яростью, а в уголках губ играла усмешка — жесткая,
безжалостная. Он смотрел на меня, как на что-то недостойное, как на
грязь под своими драконьими когтями.
А рядом с ним, как всегда, была она. Его фаворитка. Его
любимица. Та, что незаконным способом занимала мое место уже
который год. Ее тонкие губы изогнулись в едва заметной улыбке, а в
глазах читалось торжество. Она уже праздновала победу.
Дракон в облике человека, с его вечной ледяной отстранённостью,
но теперь в его глазах была не просто холодность — в них
свирепствовала буря ярости. Глаза цвета расплавленного золота
вспыхивали, как пламя, готовое сжечь меня дотла.
– Тебе не место здесь, убийца! Ты предала меня, уничтожив моего
ребёнка! – его голос гремел, как гром, срываясь на рык. –
Я захрипела, захлебнувшись болью. Слова пронзили меня, как
лезвия, разрывая душу на куски. Как он мог так говорить? Я любила
его больше жизни. Его и нашего будущего ребенка…
– Это ложь! – сорвался мой голос, полный отчаяния. – Я не знала,
что это был за отвар! Это Варина… она подсунула его мне!
Варина, его фаворитка, стояла чуть позади, прижимая к себе край
своей роскошной мантии, такой белоснежной, что на фоне луж она
казалась издёвкой. В уголках её губ плясала едва уловимая улыбка.
Глаза её лучились довольством, и я поняла: она наслаждается каждым
мгновением моего падения.
– Конечно, ты не знала, дорогая, – её голос был медовым, но
отравленным ядом. – Разве мать стала бы пить что-то, не зная, что
это убьёт её дитя?
Я шагнула вперёд, но стражник грубо схватил меня за плечо,
впечатывая в сырую землю. Боль вспыхнула в теле, но её было
ничтожно мало по сравнению с той пропастью, что разверзлась в моей
груди.
– Это ложь! – крик сорвался с моих губ, пропитанный отчаянием и
ненавистью. – Ты мне не веришь, Сэйвер?! Ты, мой муж, отец моего
ребёнка, ты веришь ей, но не мне?!
Его лицо исказилось в презрении, губы скривились в усмешке.
– Ты мне больше не жена, – прорычал он. – Ты никто. Разорванный
союз — вот всё, что осталось от нас.
Он взмахнул рукой, и боль пронзила моё плечо, распространяясь
огненным вихрем по коже. Я закричала, ощущая, как что-то выжигается
изнутри. Метка истинности — священный знак, связывающий нас узами,
— тлела, исчезая под его магией, оставляя за собой лишь обожжённую
плоть и страшную пустоту.
Стражники и придворные ахнули, и я знала, что теперь для всех я
проклятая. С изгнанной не заговорит ни одна уважающая себя душа. Я
стала изгоем, недостойной даже жалости.
Ребёнок…
Всё ещё казалось невозможным, что его больше нет. Что я никогда
не увижу его крошечных пальчиков, не услышу тихого, сонного
дыхания. Что не прижму его к себе, не назову по имени. Эта мысль
разрывала меня на части, превращая боль в бесконечную пытку.
В горле комом стояла горечь, а в груди — пустота, холодная и
бездонная, как пропасть. Я задохнулась от рыдания, но быстро
захлопнула рот, не позволяя звуку вырваться. Они не должны слышать.
Не заслужили знать, как глубоко они ранил меня.
Я сжала зубы, пытаясь не позволить слезам хлынуть. Если заплачу,
это будет поражением. Если начну умолять, это будет унижением. А
если останусь — он уничтожит меня полностью.
