В день, когда я обнаружила в себе силу Истока, я поняла, что
простой моя жизнь не будет. Счастливой — тоже.
Не сказать, что и до того у меня были веские поводы для радости.
Мама умерла, едва подарив меня миру. Я верю в то, что мой отец
горевал по ней. Но несколько лет спустя его сердце покорила
Гертруда, моя будущая мачеха, теперь носящая под сердцем дитя моего
отца. Если верить целительницам — моего будущего сводного
брата.
Казалось бы — радуйся, ведь теперь у тебя есть полноценная
семья. Однако божественный свет Дочери Звезд на нас с папой не
пролился. Не подарил ни одному из нас счастливую судьбу.
Теперь папа серьезно болен, а я стараниями Гертруды буду отдана
магу за звонкие монеты. Я стану для него подпиткой, магическим
усилителем его дара, ведь собственным я не обладаю.
Хуже того — этим магом станет сэр Годрик, мерзкий, заносчивый
старикашка, который славится противоестественным интересом к
молоденьким девушкам. Все его служанки и помощницы очень молоды и
хороши собой. И все очень плохо кончают.
Я не привыкла перечить Гертруде, но, узнав о ее выборе, смолчать
не могла.
— Гертруда… Но ведь сэр Годрик…
Мачеха — высокая стройная женщина с темными волосами, все еще
сохранившая былую привлекательность, вздернула тонкую бровь.
— Что? Богат? Обладает собственным имением? Поможет твоему отцу
справиться с болезнью, а нам троим — пережить зиму?
Она давила на больное, но меня продолжала колотить дрожь. Я ведь
не просто буду помогать сэру Годрику в качестве Истока. Я
отправлюсь в его поместье. Буду жить там… с ним.
— Но ходят слухи…
Гертруда утомленно коснулась висков, всем своим видом показывая,
что я отчаянно надоела ей своими капризами. Вот только я впервые в
своей жизни решилась на протест. Просто потому, что моя жизнь
рушилась на глазах, и терять мне было уже нечего.
— Моя дорогая Флоренс…
Глупости. Никогда дорогой я для нее не была. Скорее,
раздражающей помехой, обузой и вечным напоминанием о том, что у
папы когда-то была другая любимая женщина.
— Я не думала, что ты уделяешь такое внимание этим бредовым
слухам. Впредь я не желаю слышать ничего подобного о нашем будущем
уважаемом госте. И в его присутствии будь добра вести себя
соответствующе.
Что значит — как тихая серая мышь, которой меня считала
Гертруда.
И все. На этом закончился и наш разговор, и мой стремительно
погасший протест.
Солнце медленно клонилось к закату, когда меня снова позвали.
Нервно теребя подол простого серого платья, я послушно вошла в
гостиную, где Гертруда улыбалась так, словно кот, съевший
канарейку. Но в глазах ее плескалось нетерпеливое, хищное
ожидание.
— Флоренс, дитя мое, у нас гость, — проворковала мачеха, жестом
приглашая меня вглубь комнаты.
Он стоял там — расплывшийся во все стороны, с редкими
поседевшими волосами и пальцами, напоминающими разварившиеся
сардельки. Лицо с маленькими глазками утопало сразу в двух
подбородках. Должно быть, сэр Годрик очень сожалел, что при всей
своей магической силе не может ничего сделать со своей внешностью.
А может, считал, что его дар, власть и богатство окупают все.
Пока его глазки жадно изучали мое лицо, Гертруда распевалась во
все горло:
— Только взгляните на нашу Фло! Мало того, что Исток, так еще и
красавица!
Я недоверчиво покосилась на нее. Это я-то? Со своим ничем не
примечательным лицом, худобой и бледной кожей?
Видимо, Гертруда поняла, что перегнула палку, и тут же
запричитала:
— Бедность немного подкосила нашу семью, но если ее откормить и
приодеть…
Сэр Годрик поцокал языком, глядя на меня столь же оценивающе,
словно на корову на базаре.
— Худа, это точно. Распусти-ка волосы.
Я воззрилась на него. Волосы?! При чем тут вообще волосы? Я ведь
должна была стать для него подпиткой! Однако Гертруда за спиной
сэра Годрика сделала страшные глаза, и мне пришлось
подчиниться.
