Глава 1: Искра, которая сожрала туалет и мою репутацию
Всё началось с того, что я, Витька Бубликов, обычный девятиклассник школы № 666 им. Перельмана (не спрашивайте, почему у нас такой номер – наш директор, Сергей Иванович, большой оригинал, любит говорить: "Число – лишь символ, а истина в интегралах!", хотя все шепчутся, что он просто выиграл ставку в покер на право назвать школу как хочет), решил в очередной раз попытать счастья и произвести впечатление на Катю Ромашкину.
Катя… Ну, Катя – это не просто объект моих тайных (и, честно говоря, после вчерашнего инцидента с аквариумом в кабинете биологии, уже не очень-то тайных) вздохов. Она – это катастрофа в кедах, ураган в юбке-шотландке и солнце в пасмурный питерский день, сплетенное в две тугие косы. Косищи у нее были такие, что мои жалкие бицепсы, накачанные тасканием портфеля с учебниками и бутербродами, нервно курили в сторонке. А взгляд… Ох, этот взгляд. Не холодный, нет. Пронзительный. Как будто она видит тебя насквозь, видит все твои глупые мысли про ее ресницы и смешок, и от этого поджилки предательски сводит, а коленки делаются ватными.
Обычно мои попытки «блистать» заканчивались предсказуемо плохо: либо я эффектно шлепался в самую глубокую лужу у ворот именно в момент ее появления, либо «случайно» стирал ее идеальные конспекты по термоядерному синтезу (она фанатеет от физики, как наш директор от необычных номеров школ) не просто ластиком, а ластиком, предварительно пропитанным клеем «Момент» для «эксперимента». Результат: Катина тетрадь и мои надежды слипались намертво.
Но тот день… тот день казался таким обычным. Серое небо за окнами, скучный гул голосов в коридоре после последнего звонка, запах старого линолеума, пыли и чьих-то булочек с корицей из столовой. Мы стояли у окна, где обычно тусуются старшеклассники. Я что-то бормотал про новую задачу по геометрии, пытаясь казаться умным и заинтересованным, а сам залип на ее улыбку. Она смеялась над чьей-то шуткой, и ямки на щеках играли, а солнце (да-да, оно на секунду пробилось сквозь питерскую хмарь!) ловило золотые искорки в ее карих глазах. Я застыл, как дурак, забыв про геометрию, про школу, про все. Мир сузился до Катиного смеха и этих искорок.
И вдруг… Вдруг почувствовал странное.
Сначала – легкое покалывание в висках, будто кто-то вставил туда тонкие иголки. Потом – жжение. Неприятное, нарастающее жжение прямо под веками. Не как от соринки, а… как будто кто-то насыпал мне за ведра горсть самого злого перца чили, а потом, для верности, поднес к глазам раскаленную спираль от фена на полную мощность! Воздух передо мной заколебался, как над асфальтом в жару, только холодным, колючим колебанием. В ушах зазвенело – высоко, тонко, как комариный писк, только громче, настойчивее. Запах пыли и булочек сменился резким, едким запахом озона – как после сильной грозы или когда ломаешь батарейку.
– Витьк, ты чего? – услышал я сквозь звон голос Кати, но он звучал как из-под воды, глухо и далеко.
Я невольно зажмурился сильнее, стиснув зубы. Боль была нестерпимой! Глаза горели, слезы хлынули ручьем, но не приносили облегчения, а лишь жгли кожу щек. Внутри черепа что-то гудело, нарастая, как трансформаторная будка перед взрывом. По спине пробежали мурашки – не от страха (его я осознал позже), а от какого-то дикого, неконтролируемого напряжения, сконцентрировавшегося где-то за глазными яблоками. Казалось, череп вот-вот треснет по швам. Я инстинктивно схватился за голову руками, согнувшись пополам.
– Бубликов! Ты чего, заболел?! – это уже было ближе, тревожнее. Катя. Ее рука легла мне на плечо, но прикосновение обожгло, будто ударило током. Я дернулся.
