Всё началось обыкновенным июньским днём. Впрочем, нет, тот июнь никак нельзя было назвать обыкновенным. Взять хотя бы тополиный пух. Никогда, ни до, ни после, его не было так много. Он перекатывался по траве большими невесомыми шарами, кружил в воздухе и щекотал ноздри, заставляя чихать. Чихали все: прохожие, кошки, собаки. «Апчхи! Апчхи! Апчхи!» – раздавалось отовсюду и на разные голоса.
И вот в тот самый день, когда в воздухе плавали белые хлопья тополиного пуха, на скамейке возле подъезда, поджав под себя ногу, сидела семилетняя девочка Наташа и смотрела на голубей, воркующих на крышке мусорного бака.
Наташе было поручено смотреть за четырёхлетним братишкой Стёпкой. Стёпка играл в песочнице и чуть что – ревел громче корабельной сирены. Но Наташа вынуждена была терпеть его, поскольку бабушка ушла в магазин.
Стёпка зарывал в песок индейцев, а потом откапывал их. Но странная штука: откапывалось индейцев каждый раз почему-то меньше, чем закапывалось. Вскоре Стёпка остался совсем без индейцев и, засунув грязный палец в рот, стал размышлять, чем бы ему заняться. И такое занятие нашлось.
– Сейчас как швырну! – Братец зачерпнул пригоршню песка и сделал вид, что хочет бросить его в Наташу.
– Попробуй только! Я насыплю тебе полные штаны песка! – мрачно отозвалась та.
Когда бабушки не было рядом, сестра обращалась с малышом довольно решительно.
– А вот и нет! Ты старше, и ты за меня отвечаешь. Если со мной что-нибудь случится, тебя посадят в тюрьму! – заявил Степка.
Он совсем не прочь был порассуждать. Наташа сердито глянула на него. До чего же он ей надоел!
– Вот суну тебя в мусорный бак и закрою крышкой! А потом приедет машина и увезёт тебя на свалку! – пригрозила она.
Стёпка скривился, собираясь оглушительно зареветь, но, оглядев двор, убедился, что, кроме него и Наташи, никого больше нет и, следовательно, плакать не для кого. Публика отсутствует. Малыш глубоко вздохнул и, стащив с ноги ботинок, стал закапывать его в песок. К Наташе он больше не приставал: мусорный бак был совсем близко.
Наташа вздохнула и стала палкой чертить на земле лошадь – худющую, с длинной гривой и тонкими ногами. Такую же, как сама Наташа. Вот загадка: упитанные девочки рисуют толстых принцесс и толстых лошадей. Тощие – тощих.
«Скукота-скукотища! А ещё называется каникулы! Хоть бы приключеньице какое-нибудь маленькое!» – мечтала Наташа.
Наташа и Стёпка жили в четырёхэтаэжном доме на улице Маросейке в центре Москвы. Это был очень старый дом, кирпичный, массивный, словно скошенный на одну сторону.
Во двор вела единственная арка, невысокая, кривая, с ржавыми петлями от железных ворот. И войти во двор, и выйти из него можно было только через эту арку. Во дворе помещались детская площадка с турником и песочницей, росло несколько старых тополей и стояло две скамейки.
Всё это было хорошо знакомо Наташе и не вызывало ничего, кроме зевоты.
Так вот, в ту самую минуту, когда Наташа подумала: «Скукота-скукотища! А ещё называется каникулы! Хоть бы приключеньице какое-нибудь маленькое!» – во дворе вдруг появился незнакомый маленький человечек. Наташа не видела, как он вошёл, просто неожиданно человечек оказался рядом. Брат и сестра одновременно посмотрели на него, и рты у них открылись от удивления.
Человечек был розовый и круглый. Он не ступал, а почти парил над землёй, едва касаясь её. Ростом он был на полголовы ниже Наташи и на голову выше Стёпки. Вид у человечка был занятой и крайне деятельный. Его шарообразная лысая голова с небольшими аккуратными ушками, за которые были заведены дужки круглых очков, беспокойно вертелась. Упитанную круглую фигурку туго обтягивал розовый костюмчик. В руках он держал большой портфель с перламутровыми замочками. Портфель постоянно открывался, и человечку приходилось его застёгивать.