Мама смотрела в одну точку. За телевизор. Менялись картинки, но лицо ее оставалось неподвижным, что бы ни показывали в ящике: парад трансвеститов, документалку о цунами, передачу о капустной ферме или шоу с неприличными шутками. Мама и бровью не повела, когда ближе к полуночи маньяк на экране занес высоко над головой топор и начал рубить привязанную к стулу жертву на куски – кровь хлестала во все стороны. Мама переживала развод, не выпуская эмоций наружу.
Отпуск мама решила провести в халате на диване. Впервые в жизни я видела ее с волосами, собранными в хвостик, не мытыми четвертый день. Голые губы были поджаты. Мама копалась в себе, пусть виновата была не она, – отец скрывал от нас вторую семью.
Несколько месяцев назад я узнала, что у меня есть сестра. На год младше. Узнала, что она учится в престижном частном вузе: счет прислали по почте, он указал не тот адрес. Восемнадцать лет ловко подчищал следы и так глупо просчитался.
Мое обучение обходилось отцу в три раза дешевле – хватило мозгов поступить в государственный. В том году он мной гордился. Так мне казалось, ведь я первая в семье поступила в Токийский университет, куда его не взяли. Теперь же, я уверена, он больше гордился ею, ведь она пошла по его стопам в Васэду.
Квартиру оставил нам. Только все в ней напоминало о нем и казалось фальшивым, картонным и чужим.
Спустя неделю мама вышла на работу, хотя вполне могла не работать больше ни дня – компенсацию морального ущерба отцу предстоит еще очень долго выплачивать.
Я знала, что стадия шока не может длиться долго – так нас учили на психфаке. Чтобы ускорить процесс, я решила записать маму в тренажерный зал. Оплатила абонемент на три месяца из заработанных в пиццерии денег.
Я сама начала заниматься недавно. Нужно было отвлечься от навязчивых сцен предательства, крутившихся в голове. Я не могла больше ходить в бассейн, где проводила каждую субботу с первого класса. Оказалось, что сестрица тоже любит плавать – подглядела в ее «ТикТоке». В бассейне меня подташнивало. Вода больше не пахла хлоркой, а била в нос ее духами. Духи у нее, кстати, были такие же, как у меня. Он подарил нам обеим по флакону «Мисс Диор» на прошлое Рождество. Из «ТикТока» узнала. Свой флакон я продала на «Меркари» и купила другие, холодные и сдержанные, совершенно не похожие на те, что мог выбрать отец. Новая я пахла кедрами и тягала штангу. Я хотела и фамилию сменить, но это оказалось куда сложнее, чем вынуть из рамок совместные фото.
Я старалась изо всех сил изображать, что у меня все хорошо. Усердно училась, вечерами подрабатывала в пиццерии, по субботам ходила в зал. Тренер у меня был что надо, тактичный и неотразимый, полная противоположность бестактному и обрюзгшему папаше. Хару учил меня правильной технике, напоминал пить воду, когда я истекала потом на беговой дорожке, выставлял вес. Спустя месяц я поняла, что влюбилась. Пусть бы и безответно, главное, что мысли о Хару прогоняли мысли о сестрице, с которой я постоянно себя сравнивала, и о лгуне-отце, даже не поздравившем меня с днем рождения. Я проводила по часу на эллипсе, тяжело дыша и краснея, потому что с того угла открывался отличный вид на весь зал и на Хару, перебегающего от одного клиента к другому. Я не знала, как намекнуть тренеру о своих чувствах и стоит ли вообще это делать.
Маме в тренажерке понравилось. Сначала мы ходили туда вместе по субботам, а потом она стала заниматься еще по вторникам и четвергам. С каждой неделей мама оживала. В шкафу появились новые наряды, мама постригла волосы в моднявое каре, начала носить в офис каблуки. Я была не против нового отца – на фоне старого любой показался бы суперменом.
