Снегопад закончился ещё утром, перед
тем, как удалось добраться до конюшен. Сейчас закатное солнце
искрами пробегалось по пышным белым шапкам на ветках елей и молодых
сосёнок. Ветер, и до того слабый, к вечеру вовсе стих и не
торопился скидывать с деревьев сияющее убранство.
Млада срезала ещё одну сухую ветку,
сунула в руки идущему следом Зорену. Выгребла из-за шиворота
очередной ворох снега, обсыпавшего её с потревоженной ели. На
большее, чем просто нести подготовленные для костра ветки, жрец
пока не годился. Всё ещё слишком слабый, покачивающийся, как
былинка на ветру. Хальвдан в очередной раз поиздевался, отправив
его в помощь Младе. И никаких возражений не принял: видно, до сих
пор продолжал считать себя главным. Хоть теперь их с верегом вряд
ли можно было считать кметем и воеводой. С сегодняшнего утра они
снова равны.
Жрец застрял где-то позади в сугробе,
задержался. Млада нетерпеливо оглянулась. Невыносимо хотелось
воткнуть нож Зорену в висок, но она сдерживалась. Теперь придётся
путешествовать вместе ещё пёс знает сколько. Надо терпеть. Но при
случае она с живого него не слезет, пока не вытащит всё про
Забвение и его так называемого Хозяина.
– Не боишься, жрец, идти туда, где,
наверное, уже умер твой сын? И где тебя ласково могут встретить
палками и спущенными с цепей собаками? – Млада снова коротко
обернулась, Зорен взял из её рук ветку.
– Чему быть, того не миновать, –
пожал он плечами. – Мне в княжестве нигде не рады. В самую пору
бегать по лесам, как зверь. Прятаться.
Млада хмыкнула.
– А ты и есть зверь. Причём самого
поганого пошиба. Навроде крысы. Неужели тебе совсем не жаль Рогла?
Он же твоя плоть и кровь.
– Какие бы я сейчас ни завёл
оправдания, вы мне всё равно не поверите. Поэтому я не хочу
оправдываться. И мне тяжело от того, что я так поступил с Роглом –
вот, в чём правда. Но… это был не я. Это был приказ. И не знаю, как
это объяснить по-другому, – Зорен остановился и поднял
несколько упавших веток. – Я хотел бы снова увидеть его и попросить
прощения.
– Боюсь, уже не успеешь, – Млада не
удержала вздох и на мгновение опёрлась рукой о ствол ближайшей ели.
– Да и гроша ломаного не стоят твои извинения.
Зорен поравнялся с ней и заглянул в
лицо. Его светло-голубые глаза в лучах солнца казались почти
белыми. Страшные глаза, холодные. У Рогла другие – чёрные, как
земля после дождя – видно, в мать уродились. И смотрит мальчишка
по-другому. А этот – отрешённо и безразлично. Будто ничего уже в
этой жизни его не трогает. Насколько глубоко успело изменить жреца
Забвение? И как надолго хватит его сил сопротивляться Корибуту,
если всё, что о нём рассказано – правда?
– Я всё же попытаюсь искупить хоть
часть вины, – он глянул в ослепительную даль. – Возвращаемся?
– Да.
Солнце садилось стремительно. Его
красноватый шар мелькнул в просветах между стволов, мигнул
напоследок последней вспышкой лучей и скрылся. Пока Млада и Зорен
успели вернуться к разбитому недалеко от дороги лагерю, на лес
опустились плотные сумерки.
Хальвдан тоже притащил для костра
огромную связку веток и уже развёл огонь. Готовить на нём нечего,
но в безветренную погоду можно хотя бы погреться. Лошади,
накормленные и напоенные ещё в конюшне, а сейчас накрытые попонами,
переминались с ноги на ногу, беспокойно стригли ушами. Ведана
сидела на трухлявом промёрзшем пне, прислонившись спиной к сосне и
безучастно следила за воеводой. Тот поднял глаза на подошедшую
Младу и кивнул на кучу дров в стороне: складывайте, мол, туда.
– Ну что, жрец. Жив? Не схоронила
тебя Млада в сугробах, гляжу. Хоть надеялся на это, надо
признать.
Ведана рассерженно зашевелилась на
своём месте, отодвигаясь. Зорен молча сел рядом с ней. Млада
опустилась на бревно к воеводе и, вытряхнув снег из сапог, глянула
в его подсвеченный костром профиль. Отвечать ничего не хотелось.
Хотелось только разобраться во всём что произошло, в причине, по
которой она сейчас держит путь в Ариван, чтобы уничтожить посох,
угрожающий Кириллу.
