…Но страсть и волю мне уже стремила,
Как если
колесу дан ровный ход,
Любовь, что
движет солнце и светила.
Данте
"Божественная комедия"
Каждый день, возвращаясь домой из школы, она шла так
медленно, как только могла. Дорога была знакома до мельчайших
подробностей, и если бы она закрыла глаза, то, кажется,
продолжила бы видеть даже сквозь закрытые веки и эти
пучки пожухшей прошлогодней травы, выглянувшей на поверхность
после того как снег почернел под лучами неяркого, но усердного
солнца, и стены гаражей с облупившейся краской,
и ряды колючей проволоки, отделяющей дорогу от территории
ПТУ. По ту сторону валялись огромные катушки
с намотанными на них проводами, ящики, стрела крана
лежала на боку, и никто никогда не стремился
установить ее ровно.
Она шла, не поднимая головы от дороги, глядя
на носки своих стареньких коричневых ботинок, которые ступали
в грязь, но даже не задумывалась о том, что
пачкает их, и мама, уставшая после работы, снова будет ее
ругать и попросит вымыть обувь. Но обувь никто
не вымоет ни в этот день, ни в следующий, потому что
мама устала, бабушка болеет, а самой Кате все равно.
Она шла и шептала, как заклинание: «Пусть меня ждет дома
нечто чудесное! Пожалуйста, пожалуйста!»
И каждый раз, когда заканчивались гаражи и дорога
выводила ее к открытому участку, она смотрела на окна
своей квартиры, полускрытые тоненькими молодыми березами,
и силилась рассмотреть за стеклом отголоски того чуда,
которое непременно, именно сегодня, ждет ее дома. Но окна
не хотели намекать, охраняя тайну. И она вдруг невольно
ускоряла шаг, чтобы не упустить это чудо, которое, быть может,
не будет ждать ее бесконечно. Чудеса — они такие, только
держи!
Катя не знала, чего именно ждет ее. Но это должно было
быть что-то, от чего сладкая радость разольется по всему
телу, и станет жарко, и не будет хватать воздуха
от того восторга, что наполнит ее…
Сначала она думала, что этим чудом должен быть ее папа. Она
зайдет в квартиру, и бабушка, нарядная и бодрая,
совсем не та, в которую ее превратила болезнь, встретит
ее у двери и воскликнет:
— Катюша, ты посмотри, кто приехал!
А папа сидит в это время на диване
в комнате, улыбается и кивает. Он скажет: «Поехали
со мной на море!» или «Посмотри, вот билеты
в цирк!», или «Побежали в кино, чернобровка!» И Катя
повиснет у него на шее, счастливая, как тысяча маленьких
поросят. Это папино выражение про «тысячу маленьких поросят».
Потому что Катя, когда сильно смеется, то хрюкает,
а от этого смеется еще сильнее, и еще больше
хрюкает…
Но папа так и не приехал. Катя слышала его голос
по телефону дважды в год: на свой день рождения
и на Новый год. Но так как день рождения был
в середине декабря, а Новый год наступал уже спустя две
недели, эти два события в ее сознании объединялись
в одно. Тем более что разговор с папой шел словно
по одному сценарию.
— Как дела, доча? — спрашивал он. Катя иногда отвечала
на этот вопрос, иногда молчала, папа этого не замечал.
Голос его всегда был бодр, свеж и полон энергии. Папа всегда
был полон энергии, ему все удавалось. Все его, даже невозможные
на первый взгляд желания, сбывались словно по мановению
волшебной палочки. Вот хочет папа мотоцикл, и через неделю
у него мотоцикл, хочет папа поехать в Швейцарию,
и через несколько дней уже там. У него была счастливая
жизнь, у папы. Жалко, что он совсем не хотел поделиться
этой удачливостью с Катей. Ей бы совсем немножко…
— Как там бабушка? — задавал папа следующий вопрос.
Про маму он не спрашивал никогда, но с бабушкой
у него всегда были хорошие отношения.
— А что тебе подарить? — спрашивал он напоследок.
Обычно, услышав пожелания, он энергично соглашался, прощался,
обещал перезвонить в ближайшее время. И никогда
не перезванивал. И подарков не присылал.
