ПРОБУЖДЕНИЕ
Глава 1. Пробуждение во Тьме
Сознание возвращалось обрывками. Не мысли, а смутные ощущения. Где-то на периферии давила тишина, но сквозь нее пробивалось мерное, навязчивое пиканье. Пиканье приборов. И ритмичный стук. Нет, не стук – это билось чье-то сердце. Громко, оглушительно. Мое сердце.
Первая мысль, острая и холодная, как лезвие: «Кто я?»
Вторая: «Где я?»
Память была девственно чиста, словно кто-то взял и аккуратно вырезал из моего черепа все содержимое, оставив лишь голый, ничем не заполненный череп.
Я попыталась открыть глаза. Веки были свинцовыми, но поддались. Темнота. Непроглядная, бархатная. От этого становилось только страшнее. Я скомандовала телу сесть – и ничего не произошло. Мышцы не отреагировали. Они не были парализованы, нет. Они были… чужими. Как будто мозг посылал сигналы по оборванным проводам, и импульсы терялись где-то в пути, доходя до цели с крошечной, но заметной задержкой.
Страх, острый и животный, заставил сконцентрироваться. Я приказала пальцам сжаться в кулак. Сначала ничего, а потом – медленное, ленивое движение. Длинные, незнакомые пальцы послушно сомкнулись. Это было не мое тело. Или это было мое тело, но побывавшее в руках какого-то безумного скульптора.
С невероятным усилием, упираясь ладонями в прохладную, гладкую поверхность под собой, я смогла приподняться и сесть. Голова закружилась, в висках застучал тот самый метроном-сердце. Я свесила ноги с края… ложа? Саркофага?
Передо мной, уходя в непроглядную тьму, стояли бесконечные ряды таких же гнезд. Сотни. Тысячи. Молчаливые, покрытые толстым слоем пыли саркофаги, сливавшиеся в причудливые геометрические узоры. Воздух был густым, затхлым и имел вкус – вкус времени, выдохнутого тысячелетием забвения. Я была единственным, кто дышал в этом царстве вечного сна.
И тут я поняла, что знаю. Я не помнила своего имени, но слово «криокапсула» всплыло в сознании само собой. Я не знала, где я, но понимала, что это «пещера-убежище». Знания были там, под слоем амнезии, как готовые файлы, к которым нет доступа. Это безумие – чувствовать себя пустой и переполненной одновременно.
Своды пещеры кое-где слабо освещались тусклыми светильниками, которые едва пробивались сквозь вековые наслоения пыли. Но что-то было не так с тенями. Они ложились под неправильными, пляшущими углами. Я зажмурилась, снова открыла. Нет, это не галлюцинация. Где-то в глубине зала, в самом сердце этого некрополя, ритмично мигала тусклая рубиновая точка. Как циферблат часов на руке умирающего великана.
И тогда боль обрушилась на меня. Не головная боль, а ощущение, будто в мой череп влили раскаленный свинец. Он растекался, выжигая извилины, заполняя пустоту огненной лавой. Я с глухим стоном откинулась назад, врезаясь головой в прохладную подушку капсулы.
Хорошо, что я не успела встать. Лежала бы сейчас на пыльном полу, без сознания, захлебнувшись болью и этой пылью. Я вжалась в ложемент, пытаясь сбежать от кошмарной боли, но всё было тщетным. И именно в этот момент плотину прорвало.
Мне семнадцать. Плакала в подушку, потому что отчим, единственный мужчина, которого я считала отцом, больше не придет. Мама смотрела в стену пустыми глазами. А потом ей начали сниться сны…
Воспоминания хлынули потоком, смывая амнезию. Имя – Любовь. Мать – гениальный ученый, провидица. Комета. Сдвиг орбиты. Гибель всего. Пятнадцать лет на подготовку.
Картины сменяли друг друга, как кадры старой кинопленки:
…Мы с братьями сортируем бесчисленные пробирки и контейнеры. Не просто семена пшеницы или кукурузы. Здесь всё: от гигантских секвой до арктических мхов, от банальных подорожников до орхидей, чьи названия я едва выучила. Каждый вид – запечатанный в вакуумную оболочку, помеченный биркой с ДНК-кодом. "Мы не можем позволить Земле возродиться в виде безжизненной пустыни, даже красивой", – говорила мама, и в ее глазах горела одержимость. "Нужно всё. Вся биосфера. Каждый кирпичик."
