Собака снова залаяла.
Потом под окном заворчало, зашаркало
- Миру регулярно удивляло, как можно так громко шаркать по песчаным
дорожкам - и звуки стихли. А потом настойчивый гость снова затряс
ворота и все началось по кругу.
Метод «ничего не вижу и не слышу» не
сработал, придется вставать и идти. И решать. И как тетка со всем
этим умудрялась справляться? А ведь при ней и экскурсий было куда
больше, и Иваныч запивал куда чаще, и собаки не было - не жаловала
их Магда.
Ворота снова затрясло в припадке, и
пес ответил тем же.
- Не тряси, не тряси, ирод, нету
севодни ничего, тебе говорят! Завтра приходи, завтра экскурсия. А
сегодня нету никого!
- Так и мы не на экскурсию!
Открывай, дедушка. Мы по договоренности к … да, к Мирене. Правильно
же приехали? Советская улица, дом семнадцать, Усадьба-музей
«Старина». Или не туда?
- Не работает, завтра экскурсия, -
гудел Иваныч.
- Не, нам экскурсия не нужна, мы к
Мирене. Открывай! Ждет нас хозяйка твоя, ждет! Спроси сходи.
Снимать ее будем, а потом в телевизоре покажут!
- С телевизора, что ль? Не надо нам
никого, - упорно сопротивлялся Иваныч сомнительной чести попасть «в
телевизор».
Иваныч сопротивлялся, незваные гости
тоже, пес заходился в лае. И конца этому не предвиделось.
Все как-то складывалось не так.
Мир двоился, и это было
неправильно.
Совсем как когда-то.
Придется вставать, бросать все дела,
которые в разы важнее этого мира и разбираться, кому же на этот раз
понадобилось видеть саму Мирену…
Смешно, конечно, в ее-то возрасте.
Но дар был, и люди это знали. И был таков, что даже тетка Магда
периодами побаивалась Богом данной «племянницы».
На днях, в аккурат в грядущее
полнолуние, Мире исполнялось двадцать четыре года. Хороший возраст,
если уверен, что все у тебя впереди, и главное - только светлое
будущее. И прошлое ничего: уже есть, что вспомнить, а сожалеть пока
что не о чем.
Мирена свое прошлое ненавидела. И
старалась не вспоминать. А что вспоминать - детский дом? Мать свою
она не помнила совсем, и хотя до семи лет прожила в родном доме,
уютном и красивом - это Мира помнила отчетливо - любимой дочкой в
сонном пыльном поселке с гордой прибавкой «городского типа», носила
бантики и бегала с подружками, никакой образ не появлялся перед ней
при слове «мама».
Зато все остальное забыть если и
хотелось - оказалось невозможным. А уж если такая мелочь была
невозможна для Миры… значит и никому было не справиться.
Мать умерла, когда девочка с
диковинным для глухой деревни именем Мирена собиралась стать
первоклассницей. Белые гольфы и белая блузка были, еще были
казенный портфель и линейка, гладиолусы в вазе на столе учителя и
раздражающе-зеленая доска, потрепанная, как и се округ.
Чудеса начались позже. Ей было уже
лет четырнадцать - самое время перестать верить в то, что желания
сбываются - когда ее разыскала тетка, какая-то дальняя родня.
Никаких теток Мира не помнила и совершенно была уверена, что все
это если не ошибка, то совершенно точно очень большое
надувательство. Товарки уже давно разъяснили ей, что детей постарше
выбирают для пособий или для помощи в крестьянской семье, где
работы всегда хватает, и то - редко, если повезет. На памяти Миры
не «повезло» еще никому. Повезло ли ей с обретенной родственницей -
предстояло еще выяснять.
Борясь со странным предчувствием и
ощущением, что мир раздваивается перед ней, показывая свою истинную
сущность, Мира собралась в дорогу. Тетка жила в соседней области
километров за триста от интерната, и путь предстоял неблизкий, с
несколькими пересадками и пешими путешествиями. Это пугало куда
меньше, чем неизвестность, поджидающая ее на месте. К слову,
добрались они относительно легко.
