Правду, наверное, говорят: «Изобрел человек колесо – и с тех пор мир катится в тартарары». Павел, которого все звали Пашей, всегда считал это просто цветистой поговоркой. Ан нет. Оказалось, это точное, выверенное до миллиметра описание мироустройства. Сначала катится медленно, с горки, потом набирает скорость, а потом уже ни тормозов, ни руля – только летишь в счастливое будущее, зажмурившись и молясь, чтобы в конце не разбиться вдребезги.
Мы разбились.
Пашке было двадцать пять, и большую часть из них он провел в деревне под Вологдой, где время, казалось, не текло, а сочилось, как смола по стволу старой сосны. Потом был переезд в город – Череповец, металлургическая столица, как его тут с гордостью величали. Средне-специальное, завод «Северсталь». Тяжелый, но честный труд. Зарплата, на которую можно было жить, а не выживать. Две-три попытки отношений, которые разбивались о быт, скуку и его вечное, глубинное убеждение, что он… не заслуживает ничего хорошего. Всё как у людей, как говорили его родители. Усталые, вечно простуженные люди, которые отдали заводу лучшие годы и мечтали только об одном – чтобы у сына было «как у людей». Ну, вот поди ж ты. Получил.
А началось всё с глобального потепления. Ученые десятилетиями кричали, что мир на пороге катастрофы. Мировые лидеры собирались на саммиты, а обыватели, вроде Пашки, листали ленту новостей, ставили лайк котику и пролистывали дальше. «Ой, ну подумаешь, полтора градуса. У нас в Череповце на полтора градуса за сутки скачет». Оказалось, эти полтора градуса – тот самый порог, за которым начинается хрупкое домино.
Ледники таяли, обнажая то, что должно было оставаться скрытым вечно. Вечная мерзлота – гигантская морозильная камера планеты – раскрылась. И выпустила на волю невидимого убийцу. Ученые так и не поняли, что это – древний вирус, бактерия? Неважно. Важен был результат. «Спячка». Он не передавался по воздуху, слава богу, но через кровь, слюну, любую жидкость тела – мгновенно.
Эффект был простым и жутким. Вирус бомбил мозг. Выжигал в нем всё человеческое, оставляя лишь голую, неконтролируемую агрессию. Зараженный превращался в берсерка. Не зомби из фильмов – они не были мертвы. Они были живы, сильны, нечувствительны к боли и одержимы одной целью: крушить, ломать, уничтожать всё, до чего могли дотянуться.
Пашка впервые увидел видео в сети – кадры трясущейся камеры, стая таких «спящих», сносящая киоск. Решил, что это очередная постановка. Но когда такие же случаи вспыхнули в их «мухосранске», стало не до смеха. Обосрался он, можно сказать, по-настоящему.
Спустя неделю по всей «великой и могучей» был введен карантин. Города оцепили. Блокпосты, колючка, солдаты с автоматами. Никто не входит, никто не выходит.
И люди не были бы людьми, если бы в этой изоляции не проявили свое истинное лицо. Цивилизация – это тонкий лак. Стоило ему треснуть, и наружу полезло всё: страх, гнев, животное желание выжить любой ценой. Магазины, аптеки, склады – всё было разграблено. Сначала – чтобы есть. Потом появились те, кто понял, что в хаосе можно взять себе больше. Мародёры. Банды. Их уютный, проржавевший городок погрузился в новое средневековье. Деньги стремительно превращались в цветную бумагу. На смену им пришел бартер. Сигареты, тушенка, бензин, патроны – новая валюта.
Завод, естественно, встал. Размеренная жизнь Паши, его план «как у людей» – всё рассыпалось в прах. И вот он сидел в одном из немногих еще работающих «заведений» – подпольном баре, устроенном в подсобке бывшего продуктового магазина. Пахло плесенью, пылью и отчаянием. Он тратил последние настоящие деньги на алкоголь. Не для веселья. Для забвения. Чтобы хоть на пару часов заглушить голос в голове, который нашептывал: «Всё кончено, Паш. Всё».
