Цок, пауза, цок, пауза, цок, цок, цок, цок… – деревянный отсчет.
Дррррвжжзззз… – вступает мотоциклетный рев электрогитары и сразу переходит в визг чего-то живого, что на глазах превращают в неживое. Подключается ударник: бум-бум-тымц! бум-бум-бдыщ! Окутывает с головы до ног чувственная полифония подхвативших ритм клавишных.
– Начали!
***
Кристина позвонила, что не успевает. Кирилл приехал в сад, и…
– Павлика уже забрали.
– Кто?!!!
Моргнули глаза, круглые на бледном:
– Н… не знаю. Я думала…
На лице воспитательницы – ужас. В душе Кирилла… Лучше промолчать, что там. Много чего, и почти все для детских ушек не прдназначено.
Она думала. Чем?! А еще глазки пыталась строить, корова… Тьфу, хорошо вслух не сказал.
– Кто забрал?! – выдохнул он вторично.
В глазах – тьма. В коленях – слабость. Скулы рвут кожу.
– Я не видела. Но…
– Но?!.. – Кирилл одновременно взбешен и опустошен.
– Здесь было несколько родителей… Павлик вышел вместе с Колей и Настей, оделся… Я видела, как его ведут за руку. Думала, кто-то из вас…
Думала!..
– Телефоны родителей Коли и Насти, быстро. – Кирилл опустился на детскую лавочку перед шкафчиками. – И всех, кто здесь был… или мог быть в ту минуту.
– – – – – – -
Мороз. На бровях – иней. Февраль в этом году – нет слов, одни междометья. Пальцы едва слушались, телефон врос в ухо:
– Кто именно вел Павлика за руку? Мужчина? Женщина? Как выглядели?
Ноги машинально несли Кирилла по знакомой дороге, взгляд прыгал по сторонам – вдруг?
Если бы не мороз…
– Вы не волнуйтесь. Может быть, это ваши дедушка или бабушка. – Голоса в трубке сменялись. Результат – ноль. – Кирилл, вы всем своим позвоните, может…
– Не может. Так все же?
– Не обратили внимания… Не видели… А Павлик – это который? Такой смешливый, стриженный, с торчащими розовыми ушками? Нет, сегодня не видели. Не знаем. Не помним.
Павлику – пять. Лопоухое чудо. «Р» и «л» не выговаривал, вместо них получалось «х»: «Павхик. Папа Кихих. Мама Кхистина». Весьма самостоятельный молодой человек. Если вспомнить про гены, то вполне мог смыться из садика и пойти домой сам.
«Домой» – в кавычках. С Кристиной разошлись два года назад. Сына, конечно, забрала она. Иногда просила посидеть с ним по вечерам или, как сегодня, взять на все выходные.
Щеки онемели. Негнущиеся пальцы с трудом спрятали бесполезный телефон. Глаза рыскали.
Кириллу тридцать один. Кристине – двадцать восемь. Алёне – двадцать пять. Алена ждет дома. Кристина – «дома», но не ждет. Думает, что Павлик с ним.
Надо смотреть лучше. Не найдется по пути туда – нужно вернуться обратно и расширить круг поиска. Проверить дворы. Стройки. Подъезды. Подвалы. Чердаки. Если Павлик ушел сам и заблудился – замерзнет. И это далеко не единственное, что может случиться в городе с ребенком.
Прочесать все. Поставить на уши знакомых и незнакомых.
Мысли скрежетали по нервам, царапали мозг изнутри и ломали на кровавые куски. Не мысли, а ядовитые когти. Дедушки и бабушки? Тети и дяди? Увы, нет никого, кто мог бы забрать сына вместо.
Полиция? Самое простое. Ага, так и бросились они в минус тридцать искать живую иголку в каменном стогу. Заявление, конечно, примут, но не больше. Им нужна уверенность, что ребенок действительно пропал.
Ребенок действительно пропал.
Плечи передернуло. Мороз не только снаружи. В носу – оплавленный лед. Выбросы пара участились, пульс сошел с ума. Сапоги отскрипывали в снегу реквием по будущему.
