№I
Буквы на листе расплывались, запутывались в невнятные узоры.
Руки жгло холодом, а чашка чая уже остыла, и нельзя было согреть
пальцы о её бока. Нарушенное кровообращение, ничего особенного.
Майкрофт Холмс, один из чиновников одного из министерств Её
Величества, сидел в небольшом личном кабинете, который получил
благодаря не только своим талантам, но и связям, и пытался
работать. Толку было мало.
У Майкрофта было практически всё, чего может желать умный
человек его возраста. Но если бы кто-то додумался задать ему
нерациональный и абсурдный вопрос: «Кем бы ты, Майкрофт, хотел
быть?», — он, пожалуй, ответил бы: «Шерлоком».
Поймав себя на этой мысли, Майкрофт растянул губы в нерадостной
улыбке — что за причуда?
Абсолютная несдержанность. Сумасбродство. Отсутствие дисциплины,
даже малейшей. Эмоциональность. Вовлечённость. Шерлок был
воплощением всего, что Майкрофт не одобрял в других и искоренял в
себе.
Как часто он заставлял плакать мамулю — единственного человека,
который видел его насквозь и всё-таки терпел его выходки! И как
часто он ввязывался в неприятности, из которых его приходилось
вытаскивать всем членам семьи!
В последние два года всё стало значительно хуже, — как будто
было мало побегов из дома, истерик, проблем в школе, многочисленных
ссор, — Шерлок подсел на наркотики. И никакие увещевания и угрозы
не помогали. Возможно, мамуля могла бы…
Разумеется, Майкрофт не стал сообщать ей об этом. Не при её
артериальной гипертензии выслушивать подобные новости. Достаточно и
того, что дядя Руди в курсе.
И при этом Майкрофт… завидовал брату. Он был живым, подвижным.
Ребёнком его считали милым (Майкрофт взглянул бы на того, кто
применил бы к нему самому подобный эпитет), когда он повзрослел, им
начали восторгаться. Он позволял себе любые сумасбродства, и ничто,
никакие соображения не сдерживали и не ограничивали его. Даже мысли
о том, что он подрывает репутацию семьи, позорит фамилию, не
заставляли его остановиться и не делать того… что он желал
делать.
Майкрофт опустил рассеявшийся было взгляд в бумаги и заставил
себя сосредоточиться на том, что читает. Корейский был не самым
легким языком и требовал внимания, особенно если нужно было не
просто понять общий смысл, а разглядеть скрытые намёки. Это было
дело из тех, которые не поручают переводчикам. Каждое слово на
листе имело государственную важность.
Он прочитал два абзаца, когда мысли снова скакнули в сторону — и
опять на Шерлока. Не следовало думать о нём.
Его регулярные исчезновения давно стали привычными, и то, что он
не появляется в Кембридже уже два дня, сбросив немудрёный хвост,
который Майкрофт к нему приставил, означает лишь, что он снова
раздобыл дозу. И что спустя ещё день Майкрофту придётся разыскивать
его, посещая самые непривлекательные места в Лондоне. Ничего более.
Ничего нового. Ничего тревожного.
Корейский текст почти покорился, в кабинете ещё сильнее
похолодало, пальцы занемели.
Мобильный телефон, номер которого Майкрофт лично записал в
память телефона Шерлока, предсказуемо молчал.
***
Нестерпимо пахло духами. «Дюна», разумеется, тяжеловесный,
мускусно-морской, слишком крепкий для просторного, но достаточно
душного кабинета без единого окна. Майкрофт Холмс едва заметно
кривил губы, но ничего не говорил о духах, занимая мысли первого
плана более насущной проблемой — конфликтом в Корее, по событиям
которого сейчас давал отчёт. Правда, отчёт этот носил видимость
семейной беседы заботливого дядюшки и любящего племянника, но едва
ли кофейник с омерзительно-крепким несладким кофе мог поменять суть
дела.
Майкрофт почти договорил, когда дядя вдруг жестом прервал его и
спросил:
— Почему не пьёшь кофе?
