Эмили Дикинсон (1830–1886) ныне причтена к созвездию замечательных американских поэтов девятнадцатого столетия.
Есть одно, что роднит между собой Эдгара По, Уолта Уитмена, Эмили Дикинсон при всем несходстве их творческих индивидуальностей. Перед каждым из них стояла глухая стена непонимания. Эдгар По был признан в Европе раньше, чем у себя на родине. Уолт Уитмен подвергся яростной травле американских филистеров.
Еще трагичнее сложилась литературная судьба Эмили Дикинсон. Америка долго не знала, какой большой поэт творит в полной безвестности. При жизни Дикинсон были напечатаны всего четыре ее стихотворения. Посмертные издания долго являли собой печальный пример произвола наследников и редакторов.
В двадцатом столетии, наконец, к Эмили Дикинсон пришла слава, нарастая с каждой новой, все более полной публикацией ее стихов и писем, слава американская, с широким резонансом в Европе.
С. Пероза, итальянский знаток творчества Эмили Дикинсон, писал в предисловии к вышедшему в 1964 году в Милане сборнику переводов ее лирики:
«Бывает так, что волшебство поэзии продолжает жить по ту сторону пространственных границ, за рубежом эпохи. В саду возле дома или замкнувшись у себя в комнате, Дикинсон совсем одна совершила чудо: подарила Америке свой голос истинно лирического поэта, открыла новые горизонты для поэзии и языка, оставила драгоценное наследие. Современнейший поэт даже среди поэтов нашего века, она уловила точку пересечения, если хотите, вневременного с временем».
Лирика Эмили Дикинсон до сих пор сохранила первозданную свежесть и оригинальность, но, порожденная своей эпохой, она кровно и органически с ней связана. В любом стихотворении Дикинсон, даже самом сокровенном или самом философски углубленном, можно найти «точку пересечения с временем», не сиюминутным, а историческим, выпестованным в ходе долгого развития.
Эмили Дикинсон остро ощущала подземные толчки и сдвиги: трещина проходит сквозь сердце поэта. Она была свидетельницей того, как рушатся старые идеалы, как «машинный век» теснит патриархальные сельские общины. Заколебалась даже стойкая вера пуритан – наследие первопоселенцев, ее предков. Не только в Бостоне, культурном центре Новой Англии, но даже в отсталом Амхерсте, городке, в котором Дикинсон провела всю свою жизнь, общество менялось и перестраивалось на ее глазах. Но именно время перемен, время поисков, сомнений и катастроф нередко способствует рождению великой поэзии.
В своих стихах Эмили Дикинсон уподобляет поэзию «молнийным ударам» грозы, высветляющим окружающий мир. Тем самым подлинный поэт берет на себя титаническую задачу, которая требует безмерного напряжения сил. Он как бы сам становится «электрическим эмбрионом». Поэтическая мысль Дикинсон пульсирует яркими вспышками, непрерывно расширяя до космических пределов границы мира, познанного и неизведанного.
Встает вопрос, как могла девушка, почти не покидавшая свой родной дом, накопить такой богатый душевный и жизненный опыт? «Биография – главным образом – говорит о том – как ускользает биографируемый», – некогда заметила в одном из своих писем Эмили Дикинсон.
Про нее говорили, что всю историю ее жизни можно суммировать в трех фразах: «Родилась в Амхерсте. Жила в Амхерсте. Умерла в Амхерсте». Реконструкция ее жизни как будто проста, но в то же время ставит перед исследователем ряд парадоксальных загадок.
Предки Эмили Дикинсон были пуритане, некогда бежавшие из Англии, где они подвергались религиозным гонениям. В середине девятнадцатого века пуританский уклад жизни – уже анахронизм, респектабельная традиция, но в семье Дикинсон он еще держался прочно, что называется, въелся в плоть и кровь.