Башенные часы над зданием Совета пробили полдень.
Часы соорудил приглашённый ради блага и просвещения горожан инженер Яков Мом.
Не менее десятка латунных колёс часового механизма вертятся, сцепляясь зубцами, чтобы на двух хитроумных циферблатах являлся непрерывный ход времени. Понятливый человек, очутившись на площади, поднимает голову (может быть, недолго шевелит губами), разбирая, кроме текущего часа, календарный день и день недели, солнечный восход и заход и лунную фазу.
Под звон курантов на галерею над верхним циферблатом выходит процессия механических фигур: флейтист, два трубача и барабанщик – музыкантская команда, какой она была в гарнизоне лет тридцать тому назад (она и теперь такая же, только флейтист против прежнего помельче, а барабанщик корпусом внушительнее). Музыкантов подгоняет Смерть – косарь-скелет в саване. И эта фигура не последняя: её пинает паяц, весь в бубенцах.
Часы Якова Мома идут исправно, за чем следит Игнатий Мом, обитающий там же, в башне. Он привык глядеть оттуда вниз, и когда идёт в цирюльню, таверну или лавку, не глядит по сторонам, упирает взгляд в носы собственных туфель.
Башенные часы он сверяет с часами солнечными, размеченными согласно местоположению и календарю. Солнечные часы Игнатию оставил Яков, как и астролябию для ночного определения времени. Астролябию и прилагаемые к ней звёздные таблицы Игнатий не использует: он в университетах не учился. Впрочем, когда в довершение всех бедствий (засуха, пожар в Базилике, моровое поветрие), механизм часового боя и подвижных фигур испортился, Игнатий Мом успешно всё починил к успокоению душевно смятенных горожан.
* * *
Полуденное время показали и настольные механические часы, подаренные Бенедикту Виатору старшиной купеческой гильдии Тимоном Номисмой – ценный, редкостный подарок.
Июльское солнце светит сквозь шестиугольные стёклышки наборных оконниц. Сидя за обширным – резным, «на звериных лапах» – столом, Бенедикт Виатор просматривает деловые письма, отчёты, документы судебных разбирательств, прошения и жалобы. Встал размяться, взглянул в то окно, что открыто настежь.
Во дворе, между лестницей в галерею и круглым каменным колодцем, двое очень юных фехтовальщиков атакуют одного, столь же юного. Бьются не деревянными мечами, как дети простолюдинов на пыльной улице, – рапирами. Во избежание ран – с замшевыми «бутонами» на острие.
Бенедикт Виатор – сын не мог видеть его – кивнул без улыбки и вернулся к делам.
– Проси пощады! – требуют от Юлия приятели-противники.
– Не дождётесь!
– Город сожжён. Цитадель пала. Защитники перебиты. Кто не убит, сдался. Ты последний. Ну?
– Я последний, – подтвердил Юлий и ринулся в бой.
– Он свихнулся, берегись! – крикнул обезоруженный Валерий: рапира выбита из руки, клинок сломан, обломки разлетелись.
Юлий нанёс Валерию победный укол, сделал скачок и обманное движение, поразил Валентина бутоном в грудь, бросил: «Оба покойники», – присвистнул и, не оборачиваясь, ушёл со двора в галерею.
Приятели не без насмешки посмотрели ему вслед.
В тени узкой галереи Юлий, стремительный и мрачный, едва не столкнулся с высоким, массивным человеком. Они коротко и просто поздоровались.
Юлий сказал:
– Если ты свободен сегодня, не составишь ли мне компанию? Хочу прогуляться морем. До Цикад, например.
– Пожалуй.
На кухне попросили у кухарок себе в дорогу кое-какой снеди и питья и, не медля, кратчайшим путём, направились к пристани. Из ворот замка – к южным воротам верхней крепости. По Школьной улице – через площадь Базилики (мимоходом приветствовали мастера Северина, тот мерительной тростью что-то указывал десятнику землекопов). Оттуда переулками – к Гончарной улице, Канатной и улице Батифолиев. Повернули направо, вдоль зарослей бурьяна у нижней крепостной стены, мимо портовых гостиниц и товарных складов. Вот и пристань.
