Проклятие и его последствия
Окружённый серостью, поглощенный сыростью город стоял на холмах, скрипел и разваливался, множил пустые гробы уже сто двадцать лет. Трупных шкатулок, кстати говоря, было в четыре раза больше, чем живых людей, а юнцов в городе проживало в пятнадцать раз меньше, чем стариков. Детей же и сотни не найдётся.
Погода стояла всегда противная, а время года было никому не известно. Снег мог пойти, но быстро таял, трава вроде бы росла, но земля не давала никакого урожая, сорняки кругом и полуголые загогулины веток. Дожди часто шли либо затяжной противной изморосью с сильным ветром, либо ливнем, и в первом, и во втором случае потоп случался невообразимый.
Тепло, в нормальном его проявлении, видели лишь самые старые гробгородцы, но они уже всё позабыли и давно лишились рассудка. Сейчас же тепло если и приходило, то накрывало город жарой без единого луча солнца, душило и не давало спокойно выживать, а выживанием были заняты абсолютно все.
Фабрик и предприятий в городе не имелось, те, что когда-то существовали, развалились и сгнили, на сегодняшний день считались аварийными. Так же отсутствовали школы, детские сады, больницы и аптеки, развлекательные центры и даже магазины. Ни парикмахерских, ни ремонтных мастерских, ни столовых. Город ничего не производил и ничего не выращивал, всё необходимое привозили гуманитарные службы, в ограниченном количестве, надо понимать.
Грузовички разгружали на границе, та была обозначена невысокими красными столбиками. Не в коем случае постороннему нельзя переступать ограничительную черту, иначе он станет гробгородцем и вернуться к прежней жизни больше не сможет никогда.
Еда, а зачастую только её и доставляли, аккуратно перекидывалась волонтёрами через обозначенную красными столбиками линию. Передачи и отправления от неравнодушных служб с недавнего времени принимали только сподручные Губернатора, которого в городе называли просто – Царь.
Царь не занимался особо важной работой. Он ходил вальяжно и гордо, и все его слушались, за исключением некоторых молодых юношей и девушек, но то случалось куда вон редко, а потому учитывать их даже не стоит.
Царь носил золотую корону с переливающимися блестящими камнями разных цветов, откуда он её взял никому не известно, но Губернатор с короной не расставался никогда. Он в ней спал, он в ней мылся, он в ней обедал и ужинал. Головное украшение никому в руки не отдавал, начищал его самостоятельно каждое утро, что было воистину удивительно, потому что Царь крайне редко брался за какую-либо работу, тем более руками, обычно он занимался раздачей тех или иных указаний.
Кстати, только у Царя и его приближённых были все приёмы пищи, принятые у обычных людей, большая часть местных перебивалась чем могла или чем достанется, потому что сподручные Губернатора не были сильно заинтересованы в равном распределении еды. Гробгород к голоду привык давненько, он перестал смущать кого-либо, лишь приносил незначительные неудобства.
Старики, а город, можно сказать, только из них и состоял, спали все до единого в гробах. У Губернатора своих собственных гробов имелось сорок три штуки, и он в них восстанавливал силы по очереди. В понедельник один гроб – расписной красного цвета, во вторник другой – темно коричневый с выпуклыми узорами, каждое пятнадцатое число месяца спал в золотом гробе. Упрямая надежда заставляла верить, что рано или поздно смерть придёт, упакует и упокоит наконец душу.
В Гробгороде умирать запрещено. Сто двадцать лет копятся гробы, сто двадцать лет не случилось ни одной смерти. Даже мухи, и те не дохнут. А вот старость берёт своё и, в отличие от смерти, не опаздывает. Крючит кости, портит кожу, дурит голову. Уродует гробгородцев, не иначе.
