Пролог.
Мандала Нулевого Часа
(22 июля 2025 года. Реакторный зал АЭС «Анатолия», Турция. T-minus 60 секунд до обнуления)
Воздух был жёлтым. И гудел.
Как улей, замурованный в трансформаторной будке.
Артём стоял на коленях. Холодный бетон впивался в кожу. Кровь из носа капала на пол, собираясь в лужицу у трещины. Трещина расходилась от его коленей идеальной, больной спиралью. Он сам был этой трещиной.
– Это диагноз, Гринев. – Голос Олега Крутова из динамиков был чистым, без помех, стерильным, как скальпель. – Ты – симптом, который возомнил себя лекарством.
Артём не слушал. Его реальность крошилась на осколки, на болезненные вспышки памяти, что вспыхивали перед глазами.
Вспышка первая: Сестра.
Бурятия. Восьмилетняя Лида. Её алый шарф летит на дорогу. Звук удара, который он будет слышать вечно.
Вспышка вторая: Жена.
Чита. Ольга протягивает ему снимок УЗИ – чёрно-белая спираль. Её голос, тихий, как яд: «Ты проклял его ещё до рождения».
Вспышка третья: Учитель.
Байкал. Доржо бросает горсть риса в огонь. Его шёпот на ветру: «Чтобы остановить колесо, нужно сломать его ось».
– Ты не просто видел катастрофу, – продолжал голос из машины. – Ты её скомпилировал. Твоя вина была её исходным кодом. Твой дар – её процессором.
Артём поднял голову.
Пепел.
Тяжёлый, металлический пепел больше не падал. Он застыл в жёлтом воздухе, формируя гигантскую мандалу. Колесо Сансары, собранное из праха его ошибок. В каждом секторе – лицо: Лида, Ольга, Доржо, его сын Максим. Все смотрят на него. Ждут.
Он медленно, с хрустом в коленях, встал.
Перед ним было два алтаря. Два пути.
Слева – сияющая синяя панель «Проекта Феникс». Корпоративный синий, цвет лжи и годовых отчётов. Путь контроля. Путь в новое, ещё более изощрённое рабство.
Справа – старый, забытый, покрытый слоем пыли терминал аварийного сброса. И большая, грубая, красная рукоять. Цвет ошибки, цвет крови. Путь уничтожения.
Это не карма. Это не судьба.
Это выбор.
– Подумай о сыне, Гринев! – голос Крутова стал резким, как удар тока. – Только синяя панель! Это твой единственный шанс!
Артём повернул голову к камере. Его губы тронула улыбка, похожая на трещину на старой кости.
– Ты не понимаешь, Олег, – прохрипел он, и его собственный голос показался ему чужим. – Я не лекарство.
Он развернулся и пошёл к красной рукояти.
– Я – сама болезнь.
Он положил руку на холодный, шершавый металл.
– И единственный способ лечения – хирургическое удаление.
Он дёрнул рычаг.
Взрывная волна была беззвучной. Просто белый свет, который нажал «Delete».
Он стирал бетон, пепел, боль.
Стирал вспышки памяти, голос из машины, самого Артёма.
Стирал, как ластик стирает карандашную спираль.
Где-то в стерильной белизне стамбульской больницы мальчик с глазами матери внезапно открыл глаза.
Впервые за долгие месяцы он не слышал гула.
Мальчик глубоко вдохнул.
Воздух был просто воздухом.
Тишина была просто тишиной.
Цикл был разорван.
РАЗДЕЛ 1. ЗЁРНА КАРМЫ
(Бурятия, 1998–2005 гг. T-minus 27 лет до нулевого часа)
Глава 1. Байкальский ветер
(Бурятия, июнь 1998 года)
Ветер с Байкала пах вечностью и гниющими водорослями. Он был холодным, честным, и от него першило в горле. Двенадцатилетний Артём сидел на берегу, глядя, как волны вылизывают гальку, похожую на россыпь старых, выбитых зубов.Он думал о том, что через неделю его отправят в летний лагерь, и что там снова будут заставлять есть манную кашу с комками. Обычные детские страхи. Простые, понятные, как правила игры в "казаки-разбойники". Мир казался ему плохо склеенной декорацией, и этот ветер был единственным, что ощущалось по-настоящему.
– Ты опять как старый дед! – крикнула Лида. Ей было всего восемь, и вся её жизнь состояла из движения, смеха и постоянной борьбы со скукой, которую излучал её старший брат.
