Приемная директрисы больше похожа на выставку в музее. Вся
комната заставлена блестящими кубками и стеллами, которые выиграл
наш лицей.
За полтора года учебы меня впервые вызвали в этот кабинет.
Немного не по себе, если честно.
Слышу, как по паркету грозно стучат каблуки нашей Лидии
Михайловны, и ожидаю ее увидеть, как только откроется дверь
приемной. Но входит не она.
— Лиза? — удивленно гляжу на свою подругу Мякишеву. Она бледная
и напуганная. Но когда видит меня, чуть улыбается.
А за ее спиной уже возвышается “Святая троица”: Брин, Марика и
Ливенский.
— Может, включишь голову и пройдешь вперед? Ты размокла,
Мякишева?
Лизку бесцеремонно двигают вперед, а я отвожу взгляд в сторону.
Всегда так делаю, когда вижу Святого. То есть Святослава Брина,
яркого представителя темных сил нашего лицея. Ну, это только я так
считаю, а все в классе его обожают, даже учителя считают этого
высокого скандинава отличным парнем, с которого всем надо брать
пример.
И только у меня с ним не сложилось.
— Привет, Даш! — мелодичный голос принадлежит подружке Свята и
нашей однокласснице Марике.
Тоже, наверное, гадает, что мы здесь делаем. Никаких косяков за
нами, вроде, не числится, но мне все равно страшно.
Пока Свят отвлекается на стеллаж с наградами, Тим Ливенский
ободряюще подмигивает мне, я в ответ несмело улыбаюсь.
Наконец, появляется директриса Лидия Михайловна. Ей глубоко за
пятьдесят, и выглядит она, как женщина, которая искренне считает,
что внешность это не главное. Хотя мне кажется, если бы она чаще
улыбалась, ее и любили бы больше.
— Ко мне в кабинет. Все. — она открывает дверь, пропуская вперед
сначала Марику, потом нас с Лизой. Парни заходят последними. —
Садитесь. Разговор есть. И очень серьезный.
Мы с Марикой и Тимом недоуменно переглядываемся, Брин равнодушно
смотрит на Лидию Михайловну. Наверное, он один во всем лицее ее не
боится.
— Сегодня утром у нас была комиссия из министерства, — стальным
голосом начинает директриса, сжимая в руке золотой “паркер”. — Она
заседала на втором этаже в двадцатой аудитории.
— Я была там сегодня, — восклицает Марика. — Нас со Святом
попросили туда отнести атласы…
— Да видела я вас в коридоре, когда камеры смотрела, — с досадой
вздыхает директриса. — А еще Тимофея, Дашу Ёлкину и Лизу. Поэтому
вы все пятеро и сидите здесь.
— Так что случилось-то? — Тим поглядывает на часы на стене. — У
меня через полчаса репетитор по японскому.
— Репетитор подождет! — от тяжелого взгляда Лидии Михайловны
хочется спрятаться. — У главы комиссии из сумки исчезла ценная
вещь. Очень ценная. В нашем лицее. И скорее всего, ее взял кто-то
из вас пятерых.
Ливенский так и застыл с открытым ртом. Да и кто его обвинит в
этом? Мы с Лизкой сидим, как прибитые, только что и можем, так
переглядываться друг с другом.
— Это… это невозможно, Лидия Михайловна, — Марика неуверенно
обводит нас взглядом, но потом уже более настойчиво продолжает. —
Никто бы не посмел… у нас в лицее никогда никакого воровства, да и
контингент более чем приличный. Кому тут воровать?!
— Может, сама потеряла свою ценную вещь, а на нас свалить
хочет?
— Ливенский! Как у тебя язык только повернулся?
— Ну, а что? Мы даже не знаем, что за вещь? Я в кабинет
заглядывал вообще на минуту. Не видел никакой там сумки…
Тим возмущается, и я с ним согласна. Да и с Марикой тоже. Никто
бы не стал так рисковать своим будущим. И ради чего?
— Камеры? — молчавший до этого момента Свят холодно смотрит на
директрису.
— Внутри двадцатой аудитории? Выключили, раз комиссия там полдня
заседала. Но кабинет весь обыскали.
Марика недовольно отбрасывает свои блестящие черные волосы
назад.
— А теперь что? Будете обыскивать нас? Я против!
