Ноа.
- Скажи, как ты оказался здесь, в
интернате? – поинтересовалась Айлин, потупив взгляд в пол.
Мы сидели на ступеньках старой
кочегарки, и впервые за долгое время нормально разговаривали.
Мы никогда не говорили об этом, о
личном… Потому что как-то было не до этого. Но сегодня пришло
время. Мне исполнилось восемнадцать, и я покидал стены интерната. И
Айлин тоже оставлял.
Что это значило для самой девочки…
Да всё!
С тех пор как Айлин попала сюда, а
это было три года назад, я стал для неё защитой и опорой.
Изначально, мне просто было жаль её, ведь она казалась такой
хрупкой, маленькой, беззащитной… А потом у нас появилась некая
связь… Я видел в ней родную душу, дорогого мне человечка и всегда
относился как к сестре.
Айлин была единственной девочкой,
которую я подпускал к себе так близко. Всё остальное время я
проводил с парнями, такими же бесшабашными как я.
Выжить в интернате нелегко, особенно
если ты слаб духом, поэтому мне пришлось совершать много плохих
поступков, чтобы зарекомендовать себя здесь должным образом, и дать
понять всем, что дорываться ко мне – чревато ужасными
последствиями. Даже для самих воспитателей или директора.
У меня здесь было свое место и своя
власть, которую я выгрызал себе зубами.
Зачатки лидерства появились у меня
ещё с мелкого возраста… И конечно это на многих повлияло. Меня
боялись, уважали, а некоторые даже приклонялись передо мной,
поэтому то, что я покидал интернат, для многих было неким
облегчением и спасение.
Я и сам не горел желание здесь
оставаться, но меня волновала судьба Айлин… Без меня её здесь могут
обижать, не смотря на то, что я дал нужную команду своим друзьям
(которые были младше меня на год или два), защищать её любой
ценой.
Айлин не была создана для подобного
места… Слишком маленькая и пугливая, чтобы защитить себя. И меня
всегда это беспокоило.
Но, к сожалению, я не мог повлиять
на ситуацию. Хотя обдумывал множество возможных вариантов. Именно
об этом я и хотел поговорить с девочкой, отозвав её подальше от
всех.
Айлин уже знала, что я ухожу,
поэтому пришла ко мне на встречу со слезами на глазах. За три года
нашей дружбы, она тоже ко мне привыкла и привязалась.
Но когда мы всё же оказались
наедине, я не знал с чего начать, что говорить и как с ней
говорить. Впервые так растерялся, когда увидел, как она плачет
из-за меня.
Тогда, девочка и заговорила первой,
задав этот странный вопрос: как я оказался в интернате…
Я призадумался, мыслями возвращаясь
в прошлое, и ответил:
- Меня нашли, в разбитой машине… Не
далеко от польской границы. Мне было четыре года. Рядом со мной
находилась раненая женщина, которая вскоре умерла в больнице, -
отвечаю то, что запомнилось из детства.
- То есть, ты не знаешь, кто были
твои родители? – спросила она.
- Я даже не знаю, какой я
национальности, - ухмыльнулся. Пошутил. Мне не хотелось говорить о
том, что произошло… Но я не мог отказать Айлин. Когда я ей
рассказывал о себе, она уже не плакала.
- Не знаешь…, - не понимала она.
- Имя – Ноа, явно иностранное, -
ответил я равнодушно. – Но мне его оставили, потому что я постоянно
его называл. К тому же когда меня нашли, я разговаривал на другом
языке…
- И как же ты оказался около
границы? – спросила она, и я равнодушно пожал плечами. Мне, правда,
уже было все равно. - Кто была та женщина? – всё не угомонялась
Айлин. – Может твоя мама?..
Никто не мог понять, откуда я взялся
и что произошло. Ни у меня, ни у погибшей женщины не было никаких
документов. Меня никто не искал, и моих родителей тоже не могли
найти, потому что не было никаких зацепок о том, кто я.
Единственное, что повязывало меня с прошлым, эта татуировка на
внутренней стороне запястья. Эта татуировка была в виде некой
печатки, с изображением змеи, большими буквами «НК» и с какими-то
странными надписями-иероглифами по кругу.
