– Леди Илона!
Страстный шепот сочится сквозь ночь в приоткрытую дверь
балкона. В саду разливается чернильная тьма. Там, в темноте Дуглас,
его горящие глаза, его улыбка…
– Илона! У тебя горит свеча, ты не спишь!
– Дуг, почти полночь!
– Любимая, я хочу тебя видеть, я не могу ждать!
Илона смеется:
– Нет, нет, и речи быть не может. Дуг, наберись терпения!
Через неделю ты будешь видеть меня сколько угодно!
Но без пяти минут муж уговаривает… уговаривает… Илона
спускается, цепляясь носками домашних туфель за выступы старого
камня. Дуг ловит ее в объятья и увлекает подальше от окон, туда,
где кусты и деревья надежно укрывают их от случайных взглядов. Вино
льется из фляги в два бокала… Дуг говорит – "Золотой рассвет",
напиток влюбленных из Айландии. Горчит… но она пьет до
дна.
В голове шумит – от вина ли, от поцелуев? Все такое странное
и удивительное. Звезды горят не над головой, а прямо перед глазами…
Трава щекочет кожу… А Дуг везде, даже там, где ему еще не положено
быть.
Мир кружится. Рука Дуга ложится ей на рот…
...Резко сев на кровати, Илона отбросила скомканное одеяло. С той
майской ночи прошло четыре месяца, но эта ночь возвращалась во сне:
рот наполнялся горечью, ладонь душила крик, и прошлое не отпускало.
Да и как отпустить, если вот оно — руку положи, и почувствуешь.
Илона сделала несколько глубоких вдохов и выпила полстакана
воды, пытаясь избавиться от вкуса горького вина, неловко сползла с
кровати, подошла к окну и вдохнула соленый воздух. До моря было с
десяток кварталов, но когда ветер дул с запада, в любом уголке
Шинтона жители чуяли дыхание большой воды.
Прикрыв глаза, она подставила лицо ночной прохладе и медленно
выдохнула. Мысли снова забегали по кругу, как заведенные: могла ли
она повернуть жизнь по-другому?
Сморгнув слезы, Илона постаралась успокоиться. Все не так плохо.
Матушка нашла самый разумный выход. И пусть семьи нет рядом, но
леди и лорд Горналоны обеспечили ей сносную жизнь, а позже она
вернется в Брютон.
В самом деле, что за блажь? Да она должна денно и нощно
благодарить матушку и отца. Многие ли семьи рискнули бы скандалом,
стараясь уберечь дочь от худшей участи? Благодарить нужно, что
позаботились и определили ее жизнь, а не страдать, что ей эта
жизнь, видите ли, не нравится. Хотелось, видите ли, самой что-то
решать. Решила уже один раз – побежала в объятия мужчины в темноте,
поправ все правила приличного круга!
Не удержавшись, Илона всхлипнула. Как бы все повернулось, если
бы она отказалась спускаться к Дугу? К лучшему или к худшему? Что
она могла поменять в своей жизни, чтобы не оказаться теперь здесь,
в маленьком прибрежном городке, глядя в серую и тоскливую
будущность?
Да счастье уже, что о ней заботятся, а не выставили вон, не
отдали на потеху злословящему свету! Но все же… что она могла
изменить?
Отошла от окна, села на смятую простынь и закрыла глаза.
В ту злосчастную майскую ночь Дуг привел ее в чувство, уверил в
бесконечной любви, дал выпить чего-то бодрящего и подсадил на
балкон. На неверных ногах она прокралась спальню.
Утром ей было невыносимо стыдно. Стыд сковывал грудь, будто
старомодный корсет, стыд мешал дышать.
Надо бы встать…
Все казалось непривычным, нереальным, непрочным, даже пол грозил
подломиться под ослабевшими ногами и разлететься осколками, оставив
ее висеть в пустоте.
Где же туфли...
Одна нашлась в трех шагах от кровати, другая и вовсе под трюмо.
Достав непослушными пальцами платок, Илона стерла с подошв травинки
и комочки земли. Спохватившись, запрятала испорченный платок
поглубже в комод и едва не опрокинула весь ящик дрожащими
руками.
Заслышав шаги, Илона бросила туфли у кровати и забилась под
одеяло.
Камеристка принесла чай, но в нерешительности остановилась
посреди комнаты.
