– Ваня, ты где находишься? Так, понятно… Еду к тебе немедленно. Молчи как рыба, понял?
Борис Бронников, адвокат, мечтавший провести вечер в кругу семьи, встал из-за стола, промокнул салфеткой рот и посмотрел на жену:
– Женя, там одного моего знакомого, вернее его сына, Ваню, задержали. Обвиняют в убийстве. Какая-то мутная история.
– Вернешься – расскажешь?
– Обязательно.
– Тогда поезжай, так и быть. – У Жени при слове «убийство» глаза заблестели. – Хоть бы что-то интересное, где можно голову поломать.
– Не думаю, что тебе удастся внедриться в расследование, курочка ты моя домашняя, – он нарочно, чтобы позлить ее, неудачно пошутил, – поскольку убийство произошло в какой-то глухой деревне, и ни Реброва, ни твоего Журавлева там не будет. Там будут другие следователи, ты понимаешь, да? Деревня же!
– Деревня? Так это еще лучше! Там ни тебе видеокамер, ни, возможно, свидетелей… Чем глуше, тем лучше.
– Кровожадная ты, Женька. Ладно, мне пора.
Борис быстрым шагом вышел из кухни и уже очень скоро, переодевшись, снова заглянул туда, улыбнулся Жене и сидящему за столом на высоком стульчике сынишке Мише, помахал им рукой:
– Ну, я поехал!
– Постой… – Женя подошла к мужу. – Так ты сейчас куда, в деревню?
До нее словно только что дошло.
– Ну да.
– Далеко?
– Километров пятьдесят от нас. Деревня с таким жутким названием, просто бррр… Че́рнеть называется.
– Правда жуть! А что это такое – че́рнеть? Или черне́ть?
– Птица такая – чернеть, ударение на первый слог. Утка. Симпатичная, между прочим.
– Никогда не слышала про такую птицу и тем более деревню. Боря, там на улице уже темно, холодно… И без того мрачно, а тут еще убийство… Ну и работа у тебя. А кого он убил-то?
– Женя, ты меня не слышишь, что ли? Да не убивал он никого, поэтому-то я и еду его спасать!
– А может, я с тобой поеду? Вот быстро соберусь и поеду, а?
– Ну, собирайся, – не раздумывая, согласился Борис. – Хочешь посмотреть все своими глазами? Увидеть декорации убийства?
Женя взглядом поблагодарила его за то, что он согласился взять ее с собой, отнесла сына в детскую, передала няне, надела теплый свитер, брюки, набросила куртку и выскочила из дома в сырую холодную февральскую ночь. Вскоре из гаража выехала машина.
– Ну, поехали! – Она села рядом с мужем.
Ее распирало от удовольствия, в предвкушении поездки она заметно оживилась, взбодрилась. Это Борису было бы приятно провести вечер дома, за столом или перед камином в тишине и покое. А ей, домохозяйке, целыми днями занимавшейся домом и ребенком, просто не терпелось куда-нибудь выбраться, заняться чем-то полезным, интересным. Принимать участие в расследовании было для нее делом увлекательным, она и не скрывала этого, всегда радовалась, когда появлялась возможность хотя бы немного помочь следствию, тем более что помогала она, как правило, своим друзьям, следователям Валерию Реброву и Павлу Журавлеву, друзьям Бориса.
Единственное, чем она могла бы (и имела право) заниматься, это, к примеру, встречаться анонимно со свидетелями, собирать информацию по делу, стараться увидеть что-то важное, какие-то мелочи, детали, чтобы потом, все сопоставив, разгадать загадку – кто, кого и за что убил. И когда ей удавалось вычислить преступника, она испытывала ни с чем не сравнимое счастье.
Если раньше между супругами Бронниковыми из-за этих ее расследований возникали серьезные конфликты, поскольку Борис пытался всячески оградить жену от этого опасного занятия, то уже этой осенью, когда вспыхнувшая на этой почве ссора грозила реально закончиться разводом, Борис пошел на уступки, чем и спас брак. И никто не знал, насколько тяжело ему далось это решение. Но что поделать, если он любил свою жену и отчасти понимал ее желание хотя бы в этом реализоваться. Безусловно, все было сложно, и Женя понимала, чего стоило Борису их примирение, но и идти на попятную она не собиралась – такой уж был характер.