Выщербленный скалами горизонт
затянула лиловая пелена. Она красиво переливалась в лучах закатного
солнца, красиво и… Обманчиво. Всякий раз, когда Тиеф поднимал
голову и видел цвет неба, то невольно ежился.
Уже завтра лиловый закат приведет
великую бурю.
Он перевел взгляд с тревожного неба
на обитель Мудреца… Пирамида, как и всегда, показалась ему
непрошенным гостем, ждущим чего-то у горного порога. По дороге к
обители он и сам чувствовал неловкость, будто шел в гости без
спросу. Шел и укорял себя, что идет дарить каплю в то время как ее
можно оставить себе. Ведь все равно этот подарок уже никому не
нужен…
Весь сегодняшний день он провел с
Модаберти – с пыльным другом из соседней норы. Сегодня воздух был
чист и каждый из них хорошо подрастил свой брюшной кристалл и
собрал по большой капле. Но едва солнце коснулось гребня гор, как
Модаберти засобирался в низину. Оказалось, что он договорился
встретиться с кем-то у Шара.
За многие-многие годы ветер пустошей
выхолощил ступени пирамиды. Крутые и узкие они всегда были
испытанием для Тиефа – для его измученного неповоротливого тела.
Пирамиды для Мудрецов возвели могучие архисторики. Предки… Их сила
заключалась не столько в физическом превосходстве, сколько в
мысленной чистоте. В далекой-далекой древности Ра считали истинным
благом акт передачи капли, а не саму каплю. Но, казалось, об этом
теперь помнил только один Тиеф.
Из распахнутых каменных врат тянуло
густым теплом. Он невольно закрыл глаза, прислушался. У входа в
обитель он всегда чувствовал чье-то незримое присутствие, но
сегодня было пусто. Странно. Может, всегда так и было, а
присутствие ему только чудилось?..
Тиеф шел коридором, стены которого
испещряли узоры подвигов, древнее самих Мудрецов. Перед взглядом
расстилались сражения предков с кольчатыми тварями, их полеты на
крыльях песчаных бурь и строительство пирамид по всей земле…
Картины былого могущества призваны были внушать гордость, но
внушали лишь стыд. По крайней мере Тиефу стыдно было от того, в
какую немощь обратились Ра. Вся их теперешняя жизнь уходила на
поиски хорошего солнца. Они думали только о ясном воздухе, воде, о
том, насколько за день подрос брюшной кристалл и хватит ли его на
долгую летнюю бурю. Но больше всего было стыдно за каплю. За то,
как теперь ее не принято отдавать Мудрецу.
Сердцевина пирамиды переливалась
багрянцем. Каждый участок обозримой поверхности покрывала
витиеватая мозаика, не различимая вблизи, но оживающая на
расстоянии. Обитель Мудреца точно шевелилась утробой гигантского
зверя.
В центре залы рдел бассейн. Это и
был Мудрец.
«Тот, кто вечен».
Тиеф подошел к широкому краю
бассейна, облокотился и нечаянно скрипнул когтем о его каменную
поверхность. Неприятный звук вспугнул тишину и устремился к вершине
обители. Тиеф задрал голову, насколько позволила толстая шея, и
проследил за метанием эхо. Когда тишина вернулась, он скрипнул еще
раз – специально. Потом еще. Захотелось раздражить Мудреца,
обратить на себя хоть какое-то внимание! Ведь он здесь. Пришел. В
тишину и досадное одиночество.
Он склонился над Мудрецом, почти
коснувшись дышалом его прозрачного лика. Взгляду открылось дно, где
во множестве покоились останки Ра. Меж современников утвердилось
поверье, будто те, кто потонут в Мудреце, наверняка увековечат
себя. Но, глядя на окаменевшее месиво верилось, что кости свои все
же лучше оставить в пустоши. А это место оно… Для чего-то
другого.
Тиеф закрыл глаза и приготовился
выдавить каплю. Сейчас же его тело – его неповоротливое,
волокнистое тело – сконцентрировалось в одной маленькой блестящей
крупинке. Весь его сегодняшний день, мгновенье за мгновеньем стекся
к острию капели, налился, потяжелел и сорвался в тело Мудреца.
